— Так давай запишем, а? Он заплатит. Он за все заплатит. С паршивой овцы хоть шерсти клок! Только скажи, и все будет!
— Ты че, дура? — Макс откинулся на спинку стула. — Ты че, покупаешь меня?
— Дурак ты, Макс! — Полина вновь отвернулась к окну. — Я себя покупаю. Он украл у меня детство, так пусть хоть сейчас мне будет хорошо.
— А причем тут мой диск?
— Дурак ты, Макс! — повторила она уже шепотом и подперла щеку рукой, чтобы залезть пальцами в глаза.
— Полина, ты чего?
Макс скинул гитару и рухнул подле ее стула на колени, схватил за запястья и убрал дрожащие пальцы от мокрых глаз.
— Полина…
Она вырвала руки и вцепилась ему в плечи, но лишь на секунду, и вот уже ткнулась носом в шею, как тогда на лестнице. И он снова зажал ее вздрагивающую спину в тиски и поймал ртом волосы.
— Полина…
— Макс, давай по-нормальному, а? Отдай сестре комнату и иди ко мне. А хочешь, давай снимем что-то другое, — ее горячие влажные губы дрожали на его окаменевшей шее, — хотя зачем нам квартира, мы даже спать в ней не успеваем… Макс, я, — она вдруг оттолкнула его и зацепилась пальцами за заклепки куртки.
— Я хочу все серьезно. Если ты не готов, то не надо вообще, ладно?
Макс замер, и дыхание замерло. Осталась только дрожащая гладь ее глаз.
— Да что ты так на меня уставился! — почти расхохоталась Полина, и смех эхом отскочил от высокого потолка. — Я же не жениться прошу, чего ты испугался-то?
А чего он точно испугался? Очередной дури, вот чего! О таких вещах не говорят во всеуслышание. Не ревут перед посторонней теткой. И не заставляют ползать перед собой на коленях у всех на виду. Макс поднялся и отряхнул брюки. С него хватит шуток — шут, сын безмозглого, или как там его положено величать? Эта красотка уже все границы перешла — мыслимые и немыслимые. Пересмотрела в детстве «Просто Марию» — только эти страсти не по нему, он даже бразильский джаз не играет, хотя сердце сейчас ухает в груди громче маракас. Надо ж было так влипнуть!
— Так да или нет? — Полина почти выкрикнула вопрос, и мужчина, появившийся в этот момент в дверях столовой, даже попятился.
Макс схватил гитару и быстрым шагом прошел мимо него. Полина бросилась следом.
— Ты что, обиделся?
Макс все так же молча продолжил спускаться, и Полине пришлось ухватить его за руку.
— Я не могу говорить об отце спокойно. Извини!
На последней ступеньке Макс остановился. Полина стояла на одну выше, и они смотрели друг другу в глаза.
— Полина, это очень личные вещи. О них в рупор не орут.
— А если ты иначе не слышишь! Целый год как дурак себя ведешь…
Макс скинул ее руку.