Когда между деревьев показался невысокий частокол, огораживавший двор от посторонних глаз, Славка и не поверила своей радости. Всякий раз, останавливаясь, она проверяла, жив ли парень, дышит ли, и, когда она наконец добралась до дома, можно было уж почти не тревожиться.
— Мама!
Славка беспомощно оглянулась. Матери на дворе не было, но она выбежала из избы на зов, даже платком голову не успела покрыть, и длинные чёрные волосы разметались по плечам. Славка с некоторой завистью поглядела на неё: красивой была Весна Любимовна, это всем было ведомо. А дочка её, маленькая, неказистая да такая тихая, что не заметишь лишний раз, будто в насмешку была ей послана судьбою.
Ведунья подошла к дочери, увидев, что не одна она, охнула, всплеснула руками. Во взгляде её глубоких тёмных глаз мелькнула тревога.
— Славка! Хвала богам, ты цела! Кто это? Что с ним?
Девушка виновато взглянула на мать из-под светлых ресничек, но та и не думала осуждать её. Наоборот, она с волнением глядела на молодого охотника и ждала ответа дочери.
— В лесу его отыскала, — ответила Славка. — Охотился, верно. С лесным хозяином не справился.
— Ох, и осерчал на него Велес-батюшка знатно, — вздохнула Весна Любимовна, откинув густую копну тёмных волос на спину. — Ну да ладно. И не таких выхаживали, не таких на ноги ставили.
Она помогла дочери перетащить раненого в избу и ушла к колодцу за водой, сперва распорядившись, чтобы Славка осмотрела юношу.
Когда дверь за нею закрылась, Славка, осторожно приподняв его за плечи, стащила грязную, в клочья изорванную рубаху. Некогда она была чистой, белой, вот даже вышитые узоры-обереги виднеются из-под пятен. Что ж, постирать да зашить — невелика забота… Куда большее опасение вызывали раны его, рваные, глубокие порезы, проходящие по груди, шее, спине, более всего оказалось их на руках: вероятно, он, пытаясь сберечь от ударов когтистой лапы лицо, выставил вперёд руки. Кровь почти остановилась, но в некоторых местах, где царапины были особенно глубокие, она всё ещё выходила. Юноша был бледен, дышал с трудом, и Славка уже готова была бежать за матерью, но дверь отворилась, и Весна Любимовна вернулась с ведром воды в одной руке и льняной тканиной в другой. Нескольких длинных и широких лоскутьев должно было хватить на перевязки.
— Ступай принеси настой калины и листья подорожника, — велела мать. — Останавливать кровь надобно, нешто сама не додумалась?
Возражать было не к чему: права мать. Славка отложила в сторону тряпку, оставшуюся от рубахи, и выбежала. Пока она искала снадобья, Весна Любимовна, опустившись на пол подле молодого охотника, разорвала ткань надвое, смочила одну часть в прохладной воде колодезной и начала промывать раны. Парень не приходил в сознание, иногда, когда ведунья задевала особенно тяжкие повреждения, тихий стон срывался с уст его, и ничего более.