Ночь Серебра (Кононова) - страница 75

— Лучше бы не знал, — старый ведун покачал седой головою. — Проходите в избу, внучата, я чай, умаялись с дороги-то. Да и потолковать с вами надобно, со всеми вами…

Всемир, Велена и Ярико, по очереди поклонившись хозяину лесной избушки, поднялись на крыльцо и вошли в дом, а Славка, улыбаясь сквозь слёзы, всё никак не могла поверить, никак не хотела отходить от дедушки.

— Мы думали, что ты… что ты умер, — вздохнула она, когда старик снова обнял её, как когда-то обнимал, ещё маленькую. — Отчего не воротился? И ни весточки от тебя, ни словечка, ничего…

— Боязно мне было за вас, — отмолвил Любим Евсеич с грустью. — Думал, пошлёшь весточку — так сразу и откроешься. А ежели бы меня отыскали, то и к Ярико бы дорогу нашли, и к тебе… Ну, пойдём, — улыбнулся он, ласково потрепав Славку по щеке, как маленькую. — Пойдём, обо всём расскажу вам да по порядку…

В доме старого ведуна было тепло и уютно, в маленьком камине Ярико уже успел развести огонь, который слегка разбавил тонкую пелену полумрака. Велена с позволения хозяина отыскала где-то нитки с иголкой и осторожно, боясь ненароком задеть кожу, зашивала рубаху Всемира прямо на нём. Славка скинула лапти, забралась с ногами на сдвинутые и покрытые плотной холстиной скамейки и подсела поближе к огню, протянула к нему руки, блаженно прикрыла глаза. На её бледном заострённом личике плясали рыжеватые отблески пламени.

— Угощать вас, внучата, боюсь, нечем, — ведун огляделся, и на глаза ему попался котелок, прикрытый тканью, свёрнутой в несколько раз. — Вот разве что зайчатины малость самую осталось, да хлебушко свежий, давешний.

— Давай сюда, дедушка, — засмеялся Ярико. — Мы её тут того… подогреем…

— Ты здесь прямо как свой, — заметила Славка с улыбкою.

— А то! — юноша принял котелок из рук Любима Евсеича и, обхватив посудину с обеих сторон рушником, подержал её подле огня. — Я тут у дедушки уж гостем был. Это ведь его голове светлой кланяться надо, я бы немого колдуна сроду не придумал.

По избе разнёсся умопомрачительный аромат жареного мяса и отвара из ромашки и земляники. Славка втянула носом воздух, и у неё от голода даже голова закружилась. Ежели вспомнить, то она не ела уж больше целого дня, но она сдержалась, постеснялась просить добавки. Мать сказывала, кто много ест — тот похож на зверя дикого. Вспомнив эту глупое и оттого смешное сравнение, Славка только отлила себе в глиняную плошку немного ромашкового настоя и отползла подальше к стене, скрестила ноги, с наслаждением расслабилась, откинувшись на тёплые, гладко обструганные брёвна. Во всём уютном устройстве маленькой лесной избушки чувствовалась рука дедушки: вот и брёвна он сам рубил для стен, и доски для пола выстругивал, и всю мебель, небогатую, но ладную да крепкую, тоже сам сделал. Пригревшись у разгоревшегося очага, Славка смотрела на всех словно со стороны: Ярико от нечего делать дразнил Феникса, Велена пыталась отгрызть крепкую белую нитку, а та то и дело выскальзывала, Всемир смеялся над нею и всё старался щёлкнуть её по вздёрнутому веснушчатому носику, но никак не мог достать, а дедушка Любим нторопливо пил травяной настой и из-под седых бровей с тихой улыбкой глядел на уставших с дороги "внучат".