, самураи, слуги, чиновники и стража.
Все глазели на пламя, гомоня, как растревоженный птичий двор, и никто не обращал внимания на происходящее сзади. Так никем и не замеченные, дети собирались двинуться дальше, но Лёлька не удержалась. Приложив палец к губам, она юркнула между служанкой и поэтом поглядеть на пожар поближе.
На лужайке, чуть впереди зевак, стоял человек в черно-белом кимоно клана Совета и размахивал руками, то ли от полноты чувств, то ли пытаясь магией погасить огонь. Чуть поодаль лежал еще один человек в черно-белом кимоно. Над ним склонился другой такой же. А под окнами рвалась из захвата Накажимы, воздевая руки к пламени и что-то выкрикивая, Чаёку.
– Предательница, – прошипела девочка и повернулась уйти.
В этот момент дайёнкю рванулась с такой силой, что развернула телохранителя тайсёгуна, и до слуха Лёльки долетело:
– …они не вышли, не вышли!!! Они там!!! Помогите!!! Пустите меня!!!
"Они – это кто? Они – это они? В смысле, мы?"
– Пустите!!!..
– Там целой щепки не осталось, камни плавятся, какие вам дети, Чаёку-сан! – словно маленькую, снова и снова увещевал ее Накажима – и слова его, в конце концов, проникли в сознание девушки. Она вскрикнула, закрыла лицо руками и обмякла в его руках. Он бережно опустил ее на траву, и дайёнкю закричала – тонко, на одной ноте, раскачиваясь, как безумная.
– Чаёнушка!!! – забыв про заговор, побег и опасность, Лёлька бросилась к дайёнкю, обхватила ее плечи и притиснула к себе что было сил. – Чаинька, миленькая, хорошая, не плачь, не плачь, мы живы, живы, только не плачь так, пожалуйста!
Она замерла, словно не веря.
– Мы живы…
Растолкав вамаясьцев, подбежал Ярик и обхватил Чаёку и Лёльку, всхлипывая и хлюпая носом.
– Ребятки?..
В следующий миг она обнимала их, в голос рыдая и смеясь.
Тень упала на них, покачиваясь от яростной пляски пламени над головой, как подумала Лёлька. Подняв голову, она увидела еле державшегося на ногах самурая в обгоревшем черно-белом кимоно, покрытого копотью и ожогами, и другого у него за спиной, готового подхватить его, если начнет падать.
– Чаёку-сан, – проговорил он, склонив голову и всеми силами стараясь устоять. – Я виноват… Но всё началось внезапно… я не видел… не слышал… всё было тихо… и вдруг… Я выламывал дверь… рубил… но…
– Хибару-сан?.. – девушка подняла голову и полным ужаса взглядом уставилась на говорившего. – Но мне обещали, что вы не пострадаете!
– …но дым… я упал… и если бы не Отоваро-сенсей… – по инерции молодой самурай, которого Ивановичи смогли узнать только теперь, пробормотал еще несколько оправданий – и замолк. Глаза его расширились – и тут же сузились, грозно сводя над переносицей брови.