– Выбраться наружу – зачем? – тихо спросила она, встречаясь взглядами с дайёнкю. – Передать нас на руки Таракану или его противникам, чтобы они обменяли нас на украденный им амулет Грома?
– Как ты можешь так говорить, Ори-кун! – воскликнул мальчик.
– Могу, Мажору. Твоя мама из айнов, и ты, наверное, иногда забываешь, что в Вамаяси верность клану и гири – прежде всего. Отоваро-сенсей и Хибару-сан принадлежат клану Вечных. А Чаёку-сан – еще и невеста Таракану.
– У каждого есть выбор! – воскликнул Шино.
– Выбор принадлежать семье, клану, или стать отверженным, от которого все будут шарахаться, как от чумного!
Девушка, молча прислушивавшаяся к разговору, опустила глаза.
– Это правда, – выдохнула она дрожащим шепотом, и по щеке покатилась слеза.
Что-то в ее тоне заставило девочку взглянуть на сопровождавших их самураев внимательней. Обычные сёто, варадзи, черно-белые хаори с символом… с символом…
Дыхание Лёльки перехватило. На груди хаори, там, где раньше красовался нашитый черно-белый мотылёк, символ клана Вечных, зияли рваными контурами бабочкообразные пятна.
– Сенсей… Хибару… вы теперь ронины… отверженные… воины без клана… – потрясённая открытием, девочка не могла найти слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства. – Ради нас?..
И тут же другая мысль поразила ее, и последние связные мысли улетучились, как тень мотылька.
– Чаёку-сан… Вы с Таракану… вы больше не… ты отказалась…
– Я нарушила слово, данное отцом, – еле слышно прошептала дайёнкю. – Я заставила его потерять лицо. Я больше не дочь ему.
Лёлька всплеснула руками, не в силах выразить словами обуревавшие ее эмоции, и замерла, не зная, что делать. Перед таким самопожертвованием, повлекшим за собой неслыханное унижение и отлучение от всего, что было дорого, ради чего их друзья жили, что бы она ни сказала и не сделала, прозвучало бы фальшиво и банально.
Но Ярик не знал таких ограничений. Округлив глаза, он бросился к дайёнкю, обхватил ее крепко и прижал к груди.
– Чаёку-сан… миленькая… славная… храбрая… Ты такое совершила, что любой отец должен гордиться! Вот спроси у моего, когда он за нами придёт! Мама всегда говорит, что он на чести повёрнутый… ой… то есть, что он самый благородный витязь всего Лукоморья! Чаёку, Отоваро-сан, Хибару-сан! – мальчик перевёл взгляд на самураев. – Гири и честь – не одно и то же! Говорят, что гири – это справедливость и долг, но если после выполнения долга человек становится отвратителен сам себе, то такие долги лучше не отдавать! Пропащий это клан, когда честные, добрые люди становятся должниками негодяев! И нет в этом справедливости!