– Лекаря императору!
– Носилки императору!
– Подушки императору!
– Мороженое императору!..
Придворные, словно обезумевшие курицы, с радостными воплями носились кругом, сталкиваясь, спотыкаясь, перекрикивая друг друга и успевая между всем этим прочим обсудить чудесное возвращение тэнно Негасимы из геенны огненной…
– …ну конечно! Он же потомок самой несгораемой Мимаситы!..
…и не менее чудесное окончание так и не начавшейся гражданской войны:
– …ну конечно! Он же потомок самой несгораемой Мимаситы!..
И во всей этой суматохе мало кто заметил, как стена пламени изогнулась опять, и наружу, покачиваясь, с видом человека, прокрутившегося на карусели три часа подряд, и теперь собирающегося плотно поговорить с карусельщиком, вышел тайсёгун Миномёто.
– Отец!!!.. – бросились было к нему Мажору и Синиока, но спохватившись, остановились в шаге, кротко сложив перед грудью ладони лодочкой и благонравно отпустив головы.
– Твоё возвращение наполняет наши сердца радостью, – с достоинством проговорил мальчик.
– Воистину, ясноликая Мимасита осветила твой долгий путь к нам, – вторила ему сестра.
Взгляд Шино на миг потеплел, но тут же лицо его снова превратилось в маску волевой бесстрастности.
– Я приказывал вам вернуться домой.
– Мы непременно выполним твой приказ, отец! – честно заверил его Мажору. – Сразу, как только наш дом отстроят!
Но Шино уже не смотрел на него. С плохо скрываемым недоумением и брезгливостью он оглядывал разворачивающуюся вокруг круговерть чумазых людей, прожжённых подушек и полуобугленных носилок.
– Что… тут случилось? – в пространство вопросил он, слишком гордый, чтобы спрашивать придворных или детей, но слишком любопытный, чтобы слишком гордо прошествовать мимо.
И поэтому кроме Шиновичей, лукоморцев и Луна слова его достигли только одной пары ушей.
– Тут случилась справедливость.
– Тебя мне и было надо! – загорелись огнем глаза полководца, получившего бонусное подкрепление одновременно с предложением сдаваться.
– Я удивлён, – иронично склонил голову котэнгу.
Миномёто впился обжигающим взором в лицо человека-ворона.
– Котэнгу. Ты стал болтливым и непочтительным, как сорока. Смотри, чтобы твои мозги не последовали по пути твоего языка. Помни, для меня пустоголовый балабол имеет ценность дырявой бочки. Ну да об этом мы поговорим потом. Сейчас же…
– Извините, милейший Миномёто-сан! – перекрывая гомон счастливых придворных, прозвучал голос тэнно. Но интонации его были какими угодно, только не извиняющимися.
Брови тайсёгуна наперегонки поползли вверх: второй шок за три минуты координации их перемещения не помог.