- То есть, вы утверждаете, что ему вводят препараты, которые могут привести к ...
У меня задрожали внезапно руки, так, что чуть телефон не уронила. И перед глазами все стало расплываться, странно двоиться.
Я поняла, что плачу, только когда телефон у меня забрали из пальцев, и какое-то время даже не могла понять, что происходит, настолько чудовищной была информация.
А гоблин, нагло и бесцеремонно забравший мой телефон, начал общаться с моим собеседником, четко и спокойно:
- Сергей Батьков, коллега Софьи Викторовны. Представьтесь пожалуйста.
Быстро записал на листке имя и фамилию врача, звонившего мне.
- Кратко опишите ситуацию.
Я в это время, опомнившись, попыталась вырвать телефон из лап захатчика, но , конечно, бессмысленно.
Он только отошел подальше, поднял повыше руку с трубкой, уворачиваясь от моих смешных попыток, а затем и вовсе развернулся и силой усадил меня обратно в кресло, кивнув на открытую таблицу поиска билетов. Типа, занимайся своим делом.
А я, возмущенная до глубины души... Занялась.
Прислушиваясь одновременно к разговору. Гоблин задавал четкие, логичные вопросы, хмурился все больше и больше.
- Хорошо. Мы вылетаем сегодня. Будьте добры, если это, конечно возможно будет сделать незаметно, постарайтесь исключить из лекарств самые опасные. Да, я отдаю себе отчет, что это чревато и что ситуация... Но поверьте, при успешном исходе дела вашу помощь и принципиальную позицию в данном вопросе не оставят без внимания.
Он положил трубку, посмотрел на меня. Помолчал. Потом вытащил свой телефон и набрал кому-то.
- Вова, я тебе сейчас данные на одного человека скину, ты его пробей, хорошо. Сейчас, Вова. Прямо сейчас.
Он отключился, подошел ко мне, молча глядящей на него, и неожиданно присел на корточки перед моим креслом:
- Сонечка... Все будет хорошо. Мы решим вопрос. Поедем и решим.
- Куда... Вы... Нет необходимости...
Я была похожа на глупую курицу, которая квохчет бессмысленные слова, и самой становилось противно от себя. Но в тот момент я явно ничего не могла с собой поделать. Информация об отце была настолько шокирующей, что буквально выбила из колеи. И даже вмешательство гоблина воспринималось, как благо. Я неожиданно и иррационально почувствовала себя настолько слабой и беспомощной. Не могла думать о том, что , пока я здесь, его там могут просто убить.
Его уже убивают! А я - здесь! И ничего не могу сделать!
Отец всегда был для меня чем-то настолько незыблемым, что даже мысли не возникало о том, что может быть по-другому. Первый звоночек прозвенел, когда случился инфаркт. Но тогда все было как-то легче. Отец позвонил сам, был весел и бодр. Конечно, я к нему сорвалась, несмотря на уверения, что все нормально. Отца нашла в роскошной питерской клинике, в условиях, мало чем отличающихся от его кабинета в одном из особняков, окруженного молоденькими медсестрами и деловыми врачами, довольного и счастливого. Посмотрела на это дело, посидела чуть-чуть у его кровати, если, конечно, то кресло пилота из какой-нибудь космической саги можно было так назвать, и уехала обратно. Уже не обращая внимания на показательную бледность, и хитрый взгляд, которыми он пытался меня удержать возле себя. Актером он всегда был отменным.