Мервин, потрясенный, сраженный наповал только что происшедшей сценой, медленно повернулся к суровому, мрачному королю.
- Ва… Ваше Величество, вы уверены…
- Ступай, Мервин, - Ноэль на мгновение сжал губы, - Ступай, убедись, что мы готовы к осаде, что мы готовы отражать их атаки. У нас нет времени обсуждать этот неприятный инцидент. Иди.
Советник, оборванный на полуслове, медленно склонился в почтительном поклоне и, подчиняясь словам короля, поспешил прочь.
Себастьян, все время простоявший в стороне, нерешительно кашлянул.
- Честно говоря… - он замялся, - Когда я слушал лорда Кинела, я и сам засомневался…
- Боюсь, мы сейчас не можем позволить себе сомнений, мой друг, - король грустно улыбнулся и слегка качнул головой, - Случившееся печалит меня. Но, увы… я должен думать о королевстве, а не о личных симпатиях или антипатиях. Кинел – человек резкий, буйный, порывистый, он способен совершить глупость, но потом не раскаивается в ней и гнет свою линию. Если кто и может быть предателем в этих стенах, так это он. Увы… Ступай к себе, друг Себастьян, готовься. Дамнеты всегда начинают битву с осады, ждут, что мы ослабнем, и нам предстоит несколько дней терпеть ее. Но, может быть, на сей раз мы сумеем прорвать этот круг раньше… С твоей помощью.
***
«С твоей помощью!»
Себастьян тяжело вздохнул и, распахнув глаза, вновь мрачно уставился на высокий потолок своей комнаты.
Наступил вечер. Лорд Кинел сидел в темнице, должно быть, проклиная его, Ноэль лелеял какие-то смутные планы прорвать осаду при помощи спасителя Даирнаса, а тот, абсолютно не оправдывая его надежд, валялся на кровати, совершенно не зная, что предпринимать и как себя вести.
Ему было стыдно. Лорд Кинел, которого он обвинил, доверившись, главным образом, словам Васанты, был, наверное, единственным человеком, могущим сполна удерживать оборону дворца, могущим предводительствовать войско, вести его в бой, а он, Себастьян, отправил его за решетку.
Прав ли он был?.. Тогда ему казалось, что это так, но теперь он сомневался. Слова опального лорда запали ему в душу, искренность его казалась неподдельной, и чем дальше, тем больше молодой человек убеждался в подлости собственного поступка.
Наконец, он не выдержал.
Вскочил с кровати он на удивление легко, будто подброшенный невидимой пружиной и, радуясь, что валялся, не разуваясь, торопливо направился прочь из своей комнаты. Куда идти, он не знал, однако же, шагал чрезвычайно уверенно, даже забыв о больной ноге, прихрамывая на нее уже скорее по привычке, надеясь лишь встретить кого-нибудь из слуг.