— Вы стихи пишете? — вежливо поинтересовался граф фон Крок.
— Нееет, — махнул рукой князь Мирослав. — Содержу литературный салон на забаву княгине. А люблю я больше сказки. Ну, ещё по одной?
— Благодарю, я сладкое не пью.
— А я вам сладкое и не предлагаю. Медовуха — это так, баловство для детей. У меня есть напиток истинных мужчин — кровь северного оленя, настоянная на его же рогах. Для меня сам сибирский шаман сие питие готовит — вещь бесценная, вам скажу. Тризну вам я, увы, не устрою — не ожидали мы гостей, но выпить у князя Кровавого для гостей всегда найдётся. Раз на дуэль вы меня не вызвали, давайте пить. А подраться мы ещё успеем, и выбор оружия я оставлю за вами — у нас имеются и серебряные мечи, и пистолеты с серебряными пулями…
— Простите, — остановил его граф. — А на русских вампиров это действует?
Князь рассмеялся и потёр широкой ладонью свою короткую светлую бороду.
— На нас, русских, вообще ничего не действует. Это ж игрище такое… Но прыгать с осиновым шестом не предлагаю, пока во всяком случае… Мы же друзья! Обождите минуточку.
И уже через секунду князь вернулся с хрустальным графинчиком и двумя стопочками.
— Я вообще-то не пью, — начал было граф.
— Вы меня обижаете, — ответил князь. — Какой немец не пьёт!
— Я трансильванец, у меня только фамилия немецкая.
— Не пьёте, так научим…
И князь разлил кровавую жидкость по стопкам.
— Ну, пухом вам…
И оба залпом осушили стопки.
Глава 6 "Княжна моя Светлана"
Вскоре граф фон Крок уже сидел за роялем, а князь Мирослав откуда-то вытащил гусли, и они двумя нестройными голосами пели каждый о своем на своем же языке… А потом предводитель петербургской нечисти принялся настойчиво интересоваться у трансильванского вампира, как тот нашел блистательный Петербург, но гость не сумел блеснуть умом. Или не успел! Его взгляд приковал к себе мячик, прокатившийся по ковровой дорожке от двери прямо к его ногам.
— Не трогайте! Прошу вас!
Трансильванец вздрогнул и даже тряхнул головой, потому что в ушах продолжал дребезжать высокий женский голос. Руки его замерли на половине пути к полу и сейчас между ними оказались плечи, девичьи… Чуть свести пальцы, и незнакомка уже не поднимется с колен. Но вдруг граф покачнулся, и тяжесть собственного тела откинула его на спинку дивана. Потолок поплыл перед глазами, и он опустил отяжелевшие в единый миг веки, думая, что уже навеки.
— Папенька, вы бы окна-то закрыли! — продолжало дребезжать в ушах. — Светает!