Высокий, достаточно плотный, чтобы не выглядеть жердью. Волосы цвета корочки от пшеничного хлеба великолепно контрастировали с огромными карими глазами. На губы я запретила себе смотреть, потому что с ужасом поняла, что мое нынешнее нежелание заводить новый роман подпитывалось исключительно отсутствием субъектов, достойных обожания.
Кажется, я не только лишилась дара речи, но даже оглохла, не сразу сообразив, что вошедший заговорил со мной по-английски. Почти без акцента, а если тот и присутствовал, то перекрывался глубоким бархатным баритоном.
Я настолько затянула с ответом, что красавец-пан решил даже поинтересоваться, говорю ли я по-английски.
— Йес, Ай ду, сер! — отчеканила я голосом новобранца и только тогда обнаружила, что не просто вскочила с места, а стою по стойке смирно.
— Добже, — улыбнулся пан Ондржей и нахлобучил на чучело лисицы свою лисью шапку с хвостом.
Хозяйка все это видела, но не сделала гостю замечания. Кто здесь настоящий пан, понятно и без шапки. Хорошо еще дверь открыл не ногой. Пожалел, видать, дорогой ботинок, и я безотчетно взглянула ему на ноги — божечки, почти что наши валенки! Ну да ладно, зима… Но даже если летом он будет рассекать в шлепках, он останется паном с большой буквы.
— Ты закончила ужинать? — спросил он зачем-то по-чешски.
Я кивнула, хотя еще даже не притронулась к чаю и пирогу. А был ли у меня выбор? Я подавлюсь под его то ли оценивающим, то ли презрительным взглядом первым же куском.
— Тогда давай поднимемся к тебе.
Карие глаза держали меня под прицелом, и только потому я, наверное, не захлебнулась слюной от двусмысленности фразы.
— У нас будет серьезный разговор, — продолжал пан Ондржей ровным голосом, вгоняя меня в состояние транса. — Я не хотел бы обсуждать это здесь даже по- английски.
Он поднялся и направился к лестнице. Я чуть ли не побежала за ним, мысленно благодаря хозяев за место у печки — мне надо было обежать всего три столика, не посадив синяка. Пан Ондржей знал номер моей комнаты. К счастью, у него хотя бы не было от нее ключа, и я вошла первой, имитируя хозяйку, но тут же покорно отдала ключи, и он повернул ключ два раза и оставил в замочной скважине.
Я снова промокла насквозь, но гнала прочь все плохие мысли. Зачем я ему сдалась, честное слово! Он сделал шаг к кровати. Я — от нее.
— Могу ли я взглянуть на марионетку? — спросил он, присаживаясь на кровать рядом с чемоданчиком.
Я кивнула. От сердца отлегло, но язык пока ворочался с большим трудом. Все правильно, все правильно. Ян Яном, фотографии фотографиями, а директор должен понимать, кого нанимает.