Он замолчал, и я запретила заиндевевшему мозгу искать возможные продолжения фразы. И он закончил сам.
— В моего друга. Не надо этого делать, Вера. Я прекрасно знаю, какие чувства вызываю в вас. Мне не обидно, нисколько. Я наоборот радуюсь каждой минуте подле вас. Вы, пожалуй, первая женщина после моей матери, которая открыто смотрит в мое лицо и не пытается отвести взгляд, хотя вам и противно.
— Мне не противно! — почти выкрикнула я и попыталась сдержать дыхание, которое показалось мне слишком шумным. — Милан…
Я выдержала паузу, чтобы понять, дозволено ли мне обращаться к хозяину особняка по имени. Барон промолчал, и я продолжила:
— Вы переоцениваете урон, который нанесли шрамы вашему лицу. Они не придают вам красоты, не буду спорить, но они и не обезображивают вас. В конце-то концов, вы же не нарцисс, плачущий при первых серебряных нитях в волосах и морщинках вокруг глаз. Вы же не лица своего боитесь, вы боитесь отвращения в людях. Так вот, его у меня нет, не было и не будет!
— Тогда поцелуйте меня.
Я не успела вздрогнуть от просьбы, потому что мои плечи утонули в больших ладонях барона.
— Только тогда я поверю вам, Вера. Поцелуйте так, как вы бы поцеловали мужчину, который вам не противен.
Я сжала губы. На всякий случай. И только чудом сумела произнести фразу:
— Я не могу этого сделать.
Милан сразу убрал руки, но не отступил даже на полшага. Я продолжала чувствовать пуговицу его жилетки. Даже, наверно, сильнее, чем прежде.
— Ну вот и ответ, Вера. У вас не получилось солгать.
Я зажмурилась. Даже не знаю, зачем мне потребовалось это делать в полной темноте.
— Вы снова не поняли меня, Милан, — я старалась не дышать, потому что голос и так выходил хриплым, даже сиплым. — Поцелуй — это слишком… Я…
— Никогда не целовалась без любви, — закончил за меня барон почти что моим голосом. — Вы решили меня рассмешить, Вера?
Голос был прежним. Его. Лишенный эмоций. Отлично. У меня тоже легко и пусто на сердце.
— Я никого ни разу не поцеловала первой.
— Так что же вас останавливает сделать это в первый раз? Брезгливость? Даже в темноте вы не можете отогнать от себя мой образ?
Я бросила одежду — вернее сказать, швырнула ее к ногам барона вместе со всей своей злостью. И чуть было не вскричала: "Да чтоб вы провалились!" Зато вскинула руки и, вместо плеч, схватилась сразу за его шею. Барон по-прежнему стоял истуканом, даже из вежливости не нагнулся ко мне, и пришлось привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до губ — мягких, теплых и крепко сжатых. Мучитель давал мне возможность опуститься с носка на пятку, убрать руки и сказать, что я исполнила его желание. Или это провокация, чтобы снова дать мне словесную оплеуху? Сейчас заявит, что я поцеловала его не так, как поцеловала бы мужчину, который мне нравится.