Я кивнула, хотя не знала еще с чем соглашалась. Деньги пана директора меня тоже интересовали. Так вот куда те делись, вместо ремонта. Богатый старичок, получается, этот пан Драксний… Пользуется чужой слабостью. Раскольникова на него нет!
Я, наверное, улыбнулась очень плотоядно, так что карлик даже сказал:
— Доедай завтрак и возвращайся в постель, — он спрыгнул с кровати и расправил примятое им покрывало. — Сейчас сюда поднимется пан Драксний с дровами.
Я взяла с тарелки последний блинчик, но передумала есть.
— Послушай, Карличек. Позволь мне быть с тобою откровенной.
Я выдержала паузу, любуясь произведенным эффектом. Карлик смотрел на меня во все глаза.
— Мне позарез нужна работа. Да, да, и деньги. Иначе я не смогу остаться в Чехии, сколько бы Ян ни просил меня об этом. Я привыкла быть самостоятельной…
Нет, я привыкла тащить на себе одного козла!
— Ты хорошо знаешь барона. Скажи мне честно, у музея действительно есть хоть какой-то шанс?
Карличек кивнул. И все? Ни ответа, ни привета.
— Ешь… Иначе будешь пить молоко. И марш в кровать.
Голос злой. Наверное, и у него это больная мозоль. Или за личную жизнь Яна распереживался…
— Я устала лежать. Я уже здорова.
— Нет, ты больна, — Карличек отвернулся, решительно делая шаг к двери. — У меня сегодня нет времени возиться с тобой. Надо отрабатывать вчерашнее.
Он снова пристыдил меня. Нахал! Будто я специально заболела, чтобы остаться в этой чертовом особняке!
Весь день я просидела взаперти. Отсутствие замка на двери компенсировалось отсутствием в шкафу моей куртки. Должно быть, после просушки ее отнесли в общую гардеробную. Идею заговора я отмела сразу и не спрашивала про куртку. Карличек словами, а пан Драксний пронизывающим взглядом дали мне ясно понять, что я болею и должна лежать в постели в тепле и заботе. Они поочередно заходили ко мне. И даже один раз разбудили, когда от скуки я действительно задремала…
Потом я попросила Карличека сжалиться надо мной и принести что-нибудь почитать. Он сказал, что на английском у него есть только Агата Кристи. Это он так надо мной издевался. Ладно, ладно, ни в чем я его драгоценного Милана, типа, больше не подозреваю. Я и так знаю, что хотя бы о семейной жизни барона пан Ондржей сказал правду. Про себя игроку говорить правду было просто стыдно.
— Вот это для тебя, — Карличек повернулся ко мне бочком, чтобы я оценила толщину принесенной им книги. — Но отдам я ее тебе только после обеда.
Фу, ты… Шантажист проклятый! Впрочем, без обещанного книжного десерта я бы ни в какую не стала есть вчерашнюю печенку. Впрочем, стыдно обижать карлика. Может, это все, что он умеет готовить!