Он усмехнулся, но на этот раз вовсе не зло, а скорее горько.
Я не ступала на ступеньки, я скакала по ним, я летела, удирала, но не от барона, а от себя. Я не боялась его, я боялась того, что чуть не сотворила с ним, науськанная безжалостным музейщиком. Для пана Ондржея барон не более чем спесивый поехавший крышей старик, даже если возрастом Милан и не так стар, как пану директору того бы хотелось. Для меня же барон вдруг стал сильнейшим из людей, с которыми когда-либо сталкивала меня жизнь. Он осознал свою тягу к насилию и желает уберечь от него и себя, и мир… В Молдавии, в глуши степей, вдали Италии своей… Конечно, Пушкин сказал это не про него, как и Грибоедов, но барон нашел свою глушь, свой Саратов, здесь и замуровал себя заживо, чтобы не замарать руки еще одним убийством. Ревность… Это жуткое чувство, смертоносное… И он спрятался от женщин, чтобы никогда вновь не испытать его…
Мысли путались, как и ноги, которые еле-еле внесли меня в комнату. Я не стала искать фонарь. Я срослась с темнотой. И сейчас просто кинула на пол чемодан и расстегнула молнию. Вот она, моя летучая мышь. Сейчас я отнесу тебя хозяину. Ты не нужна мне больше. Ты не нужна музею. Останься же с бароном как память обо мне.
Я поднялась с холодного пола, сделала шаг в сторону двери, вытянула руку… Путь свободен. Сколько шагов? Пять? Вот и лестница, а внизу меня ждет Милан в первый и в последний раз.
Барон не хочет света не потому, что боится испугать меня изуродованным лицом, а потому, что сам боится увидеть меня настоящую… Боится, что я ему приглянусь, боится сделать то, что запретил себе делать — влюбиться. Да, да, да! Он боится влюбиться в невесту Яна. И эта мысль почему-то наградила меня крыльями, и я вспорхнула вниз к барону, точно скользила по воздуху. Сейчас, не видя моего лица, он может нарисовать самый нелюбимый им женский образ… Но отказаться сейчас от свечи, значит, признать за собой трусость и оскорбить барона еще больше.
— Это летучая мышь.
Наши пальцы встретились, и я убрала руки, возложив куклу на протянутые ладони. Барон попытался надеть ее, и тут… О, нет! Из надорванного крыла, о котором я напрочь забыла, через булавку, посыпалась крупа… Тук, тук, тук… Барон мгновенно рухнул к моим ногам.
— Что вы делаете? — почти закричала я.
— Прохожу вашу проверку, — прорычал барон у моих ног. — Ждете, что я назову вам точное число крупинок? Не дождетесь!
И тут он дико расхохотался, и я впервые действительно испугалась за его рассудок, а когда он ухватил меня за ноги, едва сдержала крик.
— Какая же вы на самом деле трусиха, пани Вера, — рассмеялся уже более человечно барон. — А все туда же! Вампирский музей! Особняк страха! И все же Ян прав. Из меня мог бы получиться отменный вампир, но дудки!