Отхлебнув ароматно-бодрящей жидкости, чтобы убить во рту невыносимую сладость выпечки, я вернулась к акварели. Мое недовольство портретом барона не уменьшилось ни на йоту. Я находилась на грани творческого фиаско и готовилась скомкать бумагу, чтобы бросить в догорающий камин, когда услышала тихое:
— У вас прекрасная память, пани Вера!
Ни один шорох не возвестил о появлении хозяина особняка. Милан абсолютно бесшумно вырос у меня за спиной, и я почти подскочила с насиженного места, услышав его голос, но ударилась коленкой и плюхнулась обратно на мягкое сиденье.
Стул стоял слишком плотно к столу. Теперь, чтобы подняться, мне надо было дождаться, когда барон соблаговолит отступить хотя бы на шаг, но пока тот не собирался двигаться. Он протянул руку и поднял со стола свой местами еще влажный портрет.
— Добрый вечер, пан барон, — еще не оправившись от удивления, пролепетала я с дрожью в голосе.
Коленка тоже гудела, но я не решилась растереть ее при бароне.
— Странно, что вы выбрали иной субъект для своих художественных изысканий, чем тот, что я, по вашей же просьбе, оставил для вас у зеркала.
Голос не выдавал никаких эмоций. Однако я была уверена, что Милан разозлился, но отчего-то продолжала ждать, когда барон сам заметит две другие акварели, но Милан, как зашоренная лошадь, видел лишь свой портрет.
— Я люблю работать со знакомыми сюжетами, — проговорила я осторожно, чтобы избежать дальнейших обвинений. — Я знаю о вас чуть больше, чем об этой юной леди, потому в ваш портрет, как мне кажется, у меня получилось вложить соответствующие эмоции…
— Соответствующие чему? — перебил барон и перегнулся через мое плечо, чтобы положить один лист и взять второй, уже с девушкой, потому вопрос прозвучал подле самого моего уха.
Слишком громко, и я, непроизвольно дернувшись, наткнулась лопатками на пальцы Милана, но барон не убрал второй руки со спинки моего стула, будто вовсе не заметил неловкости положения. Или же ему важнее было рассмотреть мои работы у света — я как-то совсем забыла про его слепоту. Судя по совершенству исполнения куклы, он начал терять зрение совсем недавно, а из-за отшельничества пока не удосужился обзавестись очками. За роем таких мыслей я невежливо затянула с ответом.
— Моему представлению о вас, — уже намного тверже ответила я и тут же исправилась: — Впечатлению, я хотела сказать…
На самом деле я хотела сказать совсем иное — мне хотелось вскочить и выразить восхищение его работой. И раз и навсегда положить конец этим драматичным недоговоркам, с помощью которых Милан пытался сохранять глупую старомодную дистанцию. И без того роль невесты Яна мне порядком надоела, а сейчас я ненавидела поляка всем сердцем за то, что его тень не позволяет Милану увидеть за дурацкие кольцом человека, с которым он разделяет одну и ту же страсть — страсть к куклам.