— Настя, — он остановился в дверях спальни. Тянуть ни к чему. Надо просто рубить с плеча: — Кинь мне подушку, пожалуйста. Я на диван пойду.
Тишина. Потом шелест постельного белья. Щелчок выключателя. И на прикроватной тумбочке вспыхнул ночник. Настя сняла футболку, но сейчас спрятала от него грудь в одеяло.
— Не обижайся на меня. Ты классная девчонка. А он дурак. Думай об этом в таком ключе. Будет легче.
Тишина. Только шелест одеяла, которое Настя отпустила, чтобы исполнить его просьбу. Иннокентий поймал подушку.
— Спасибо, Настя.
— Спасибо, Кеша, — сказала она почти что полным шепотом. — Я знаю, что он дурак. Но это не имеет к тебе никакого отношения.
— Не имеет, конечно, — сказал он, поняв, что Настя замолчала насовсем, потому что улеглась на подушку, натянув одеяло до самого носа.
Но тут она вдруг повернула к нему голову:
— Мы давно расстались. Но я не смогла его забыть. Я подумала, что если…
И она отвернулась и продолжила, смотря на теплую ткань абажура ночника:
— Если я пойму, что можно и с другим, то мне станет легче.
Иннокентий сглотнул. Громко. Ком показался ему безумно горьким. И он вдавил подушку себе в грудь.
— Так про второго ты не лгала?
Она не обернулась, но сказала достаточно громко:
— Я никогда не лгу.
— Настя, так не делают. Может, стоит подождать, когда влюбишься опять, а?
Он увидел, как она мотнула головой.
— Почему?
— Это больно. Не хочу больше.
— Настя, в жизни много чего больно. Ты спрашивала про шрам. Так вот… Мы разбились в отцом в лобовом. Он был за рулем и чудом повернул машину так, чтобы хотя бы у меня был шанс выжить. Чудом я выжил.
Она повернула голову, но не подняла ее с подушки.
— Думал, никогда за руль не сяду. Но, как видишь, сел. Три года прошло, а я все трясусь, проезжая место аварии. И на кладбище еще ни разу не был. Не могу. Знаешь, это как обманывать себя — ну, типа, он уехал, но еще вернется… Настя, — он зря позвал, она и так смотрела на него очень внимательно. — Все будет хорошо. Краска с волос смоется. Ты снова будешь собой. Обязательно будешь.
— Ты сигареты купил? — спросила она так неожиданно, что Иннокентий еще сильнее прижал подушку к груди.
— Знаешь, не было. И мне как-то курить даже расхотелось. И шоколадки не было. Это уже плохо. Но можно пережить.
Настя продолжала смотреть ему в глаза, и он опустил свои. Отвернулся и шагнул за порог спальни.
— Кеша!
Он остановился. Выпрямился.