– До часа у меня полно времени.
– Вообще, я…
– Отлично, тогда встретимся на крыльце и где-нибудь пообедаем, – перебила я его и улыбнулась со всем своим дружеским очарованием.
Вадя оборвал длинный тяжелый вздох на середине и внезапно хихикнул.
– Ты, как обычно, Рина, – ухмыльнулся он, и мне показалось, в его голос вернулось прежнее тепло.
Я послала ему воздушный поцелуй и вошла в аудиторию.
Я так просто не отстану, Вадя. Не знаю, что творится в твоей голове, но меня еще никто так просто не отшивал – и уж не тебе быть первым.
***
Я решила не давить. И ни о чем важном и тревожном его не расспрашивала. Про то, что за него беспокоится отец, тоже не рассказывала.
Мы болтали почти час. Вадя, наконец, начал расслабляться и нести свою обычную чушь, которой мне, оказывается, так не хватало, и, хоть в его болтовне и мелькали иногда эти либеральные мотивы на тему всеобщего равенства, братства и прочей чепухи, ничего экстремистского в ней не было.
Была лишь одна странность в том ничего не значащем разговоре. Вроде бы ничего особенного, он и до этого всегда любил пофилософствовать на отвлеченные темы, но тут меня что-то зацепило и не отпускала вплоть до того момента, как я вошла в здание ОМП. Он спросил слишком уж небрежным тоном:
– Слушай, Рина, вот как ты думаешь… – обычно после этого следовало пространное рассуждение на тему типа «кто сильнее, громоптица или гидра», но не в этот раз. – Как ты считаешь, время линейно?
Я не знала, что и думать, и он как-то быстро замял тему. Но на меня успело повеять скрытой опасностью этого вопроса.
Я хотела рассказать Талию Джонасу, но его сперва не было на месте, а потом госпожа Жанна, первый и основной секретарь главы ОМП, начала знакомить меня с моими обязанностями, и я как-то закрутилась.
Тетя Жанна поджимала губы и всячески выказывала свое неодобрение в свойственной ей сухой и предельно вежливой манере. Она вообще меня никогда не любила, считала, что я «слишком испорчена влиянием» дяди – это, кстати, почти цитата, я тогда подслушивала их с матерью разговор. А уж дядю она просто не переносила. Однажды даже пыталась настроить меня против него, мне тогда было пятнадцать, и я еще не умела особенно лицемерничать и высказала ей в лицо много всего, что стоило держать при себе. Еще бы – меня будет поучать женщина, чья прическа вышла из моды еще до апокалипсиса!
Наши отношения с тех пор так и не улучшились. Как и ее прическа.
– Господин Джонас – человек строгих правил. Он не допустит ни малейшей фамильярности или нарушения дисциплины, – наставляла меня тетя Жанна.