– Никого, – доложил Яблочков, в точности исполнив поручение.
– Что я говорил… – начал было Колударов, однако начальник сыскной его оборвал:
– Заткнись. – И на Феклу прикрикнул. – И ты, дура, заткнись со своим кашлем, не то пристрелю…
Старуха в ужасе замолкла. Зато храп, что чудился Крутилину с самого входа в дом, стал слышен отчетливей. Только вот откуда раздается?
– Подпол, – понял Яблочков.
Сыщики огляделись. Пол настелен из длинных досок. Где же лаз?
– Сундук, – догадался Арсений Иванович и ремингтоном указал на него. А Фекла неожиданно обеими руками вцепилась в его оружие. Яблочков растерялся – если бороться, так и пристрелить недолго. Или старуху, или себя.
Крутилин достал револьвер и приложил к голове Миная:
– Фекла, не дури.
– Отпусти, – вторил ему Колударов. – Видать, такая у Васьки судьба. Не успел выйти, как идти опять.
– В этот раз на каторгу его упеку, – пообещал Крутилин. – Потому что совести у Васьки нет. Последнее отымает. Да у кого? У умирающего ребенка!
– Молодой потому что, аще без понятий, – согласился Минай.
– Отодвинь сундук и вели выходить.
Васек, пошатываясь из сторону в сторону, вылез, спьяну полез к Крутилину целоваться. Его отец сел на сундук и обхватил голову руками. Старуха принялась собирать сыночка в казенный дом. Тот, глупо улыбаясь, пытался ее успокоить:
– Не волнуйтесь, маманя, не впервой. Примут как родного.
Яблочков обыскал негодяя. Из похищенных шести рублей остался один.
Крутилин вытащил из бумажника червонец с полтинником и протянул Яблочкову:
– Я с агентами доставлю арестованного, а ты езжай на Староневский. Лавку Тышова знаешь?
– Где игрушки?
– Ага! Купишь там машинку швейную и лошадку красненькую…
– Парнокопытное Никите Ивановичу предназначено? – предположил Арсений Иванович.
– Как ты догадлив! Лошадку отвезешь на Кирочную. Только поаккуратней, чтоб Никитушка не увидел. А машинку доставишь в сыскное, вечерком Петрунькину занесем.
Младший Колударов усмехнулся:
– Поцарапать ее не забудь. Фраерок траченую хотел.
Крутилин не сдержался, врезал так, что Васька упал.
Вечером опять бумаги, опять посетители. Последним вошел старик Колударов.
– Чего тебе?
– Хошь на колени встану?
– Что я тебе, икона? Говори, зачем пришел. Только быстрей.
– Отпусти Васечку. Клянусь, больше о нем не услышишь.
– В монахи пострижешь?
– В монастыре Васечке делать нечего, плохо у него с послушанием. Строго-настрого ему запретил шалить до отъезда. А Василию хоть плюй в глаза, все божья роса. Послал вчера за лекарством, а он решил деньжат срубить по легкой… Из-за чертовых шести рублей теперь мать угробит. Не поедет она без него.