— …по ликвидации некоего Саламбека Юнусова, о самом факте существования которого стало известно от него же, — вставил Глеб.
— Ты на что, собственно, намекаешь?
— Да ни на что я не намекаю, — с досадой сказал Глеб, раздражено вытряхивая из пачки сигарету. — Просто мне не нравится этот Юнусов…
— Погоди, — перебил Илларион, — какой еще Юнусов? Юнусовых много…
— Вот видишь, — сказал Глеб, — даже ты о нем не слышал. А ведь, согласно информации, переданной твоим распрекрасным Рябининым, это человек выдающийся. Просвещенный исламист, корифей духа, и при этом — правая рука самого Хаттаба, подрывник волей Аллаха, один из главных вдохновителей и руководителей движения шахидов…
— Ну-ну, — с явным сомнением произнес Илларион. — Что-то многовато у этого Хаттаба правых рук. Рубили, их, рубили, а они все растут и растут! От самого Хаттаба уже и духу не осталось, а его правых рук не убавляется. Прямо Лернейская гидра какая-то: одну голову рубишь, а на ее месте две новые вырастают!
— Вот, — сказал Глеб, — а я тебе о чем! До сих пор об этом Юнусове никто и слыхом не слыхивал, и вдруг — на тебе! — выскочил, как чертик из табакерки, и сразу — фигура. И при этом еще зачем-то выдает себя за покойного Бакаева. Возникший ниоткуда авторитетный дагестанец, выдающий себя за мертвого чеченца — скажешь, не бред?
— Бред, — согласился Забродов. — Да еще какой! Ум за разум заходит, если честно.
— Вот, — повторил Сиверов. — А начало весь этот бред берет из одного-единственного донесения полковника ГРУ Рябинина, который ныне числится в списках погибших и, следовательно, не может дать никаких разъяснений.
— То есть виноват Рябинин, — сказал Илларион. — Правильно, мертвый не оправдается. Это, знаешь, как однажды в троллейбусе ехал крепко вдетый мужик и нечаянно пукнул — да громко так, на весь салон. Ну, все, естественно, обернулись, а он смотрит на девушку, которая рядом стоит, и говорит ей этак снисходительно: «Чего там, вали все на меня, я все равно пьяный…»
— Я вовсе не утверждаю, что Рябинин в чем-то виноват, — сказал Глеб, не улыбнувшись шутке.
— А к чему тогда этот разговор?
— Да я и сам толком не знаю. Просто лезет в голову всякая чепуха… Скажи, а он не мог перебежать? Ну, так, чисто теоретически?..
— Ага, — сказал Забродов, — чисто теоретически… Чисто теоретически, чтобы перебежать на сторону противника, нужна веская причина. Страх за собственную шкуру, идейные соображения или просто деньги. Пашка был настоящий профи, солдат до мозга костей, так что трусость отметаем сразу. Да и потом, выкинув такой фортель, бояться пришлось бы уже не этих бородатых ишаков, а родного ведомства — скажем, просто для примера, меня. Или тебя.