И еще ему почему-то не давал покоя убитый подручными Юнусова полковник ГРУ Рябинин. Глеб никогда не был с ним знаком, а все, что рассказал о нем Забродов, можно было передать одним словом: солдафон. Правда, солдафон хороший и даже отличный, стоящий целой роты, если не батальона, но все-таки солдафон и, как показалось Глебу, в неслужебной обстановке довольно неприятный тип. Наверное, терпеть такого и даже называть отличным мужиком могли только те, кто сражался с ним бок о бок и видел его в бою. Глебу Сиверову такой чести не выпало, и он не понимал, почему, собственно, личность полковника Рябинина и обстоятельства его смерти вдруг так его заинтересовали. По здравом размышлении все это представлялось лишним, ненужным, отвлекающим от действительно важных деталей.
Впереди, примерно в полуквартале, показалось нечто, издалека смахивающее на вывеску недорогого кафе или даже столовой. Глеб подумал, не заморить ли ему червячка, и тут в голове у него раздался отчетливый щелчок, похожий на звук вставшего на место винтовочного затвора: клац!
Глеб замер, как вкопанный, боясь спугнуть мысль, а потом, поймав на себе полный тревожного любопытства взгляд проходившей мимо немолодой грузной тетки из той породы, представителям которой до всего на свете есть дело, принялся делать вид, что ищет что-то в карманах. В карманах, помимо бумажника и ключа от машины, нашлись сигареты и зажигалка; поскольку они сами подвернулись под руку, Глеб закурил и неторопливо двинулся дальше, временно забыв про еду.
Теперь он, кажется, понял, почему полковник ГРУ Рябинин так упорно не шел у него из головы. Дело было вовсе не в самом Рябинине — он умер, а с мертвого что возьмешь? Убитый боевиками разведчик был просто паролем, чем-то вроде ключевого слова, которое помогает вспомнить нечто, к чему само по себе не имеет никакого отношения.
Илларион сказал, что он был честный служака, преданный не столько служебному долгу, сколько людям, которые отдавали ему приказы. Служба, приказы, начальство — вот это и была та самая коряга в сознании Слепого, вокруг которой закрутился водоворот, где, как щепка, почти полдня вертелось имя полковника Рябинина.
Назначая Глебу встречу на станции метро «Измайловский Парк», Тагиев был спокоен и, кажется, втайне радовался тому, что без усилий подыскал дурака, которого можно использовать втемную с большей или меньшей, в зависимости от обстоятельств, пользой для дела. Глеб умел тонко чувствовать настроение собеседника и, если не читать, то неплохо угадывать мысли, и был уверен: Тагиев позвал его в парк именно для делового разговора, а не для чего-то другого. То есть в тот момент состряпанная на колене легенда бомбиста Стрельникова казалась ему вполне правдоподобной.