– Боже, – сказала она и повторила: – Боже мой!
От долгого лежания кровообращение в мышцах нарушилось. Бездвижная нога напоминала кусок говядины, только на периферии кожи ощущалось лёгкое беспокойство. Я постучал по колену, и тысяча миниатюрных булавок вонзилась в плоть, прокалывая её изнутри.
Я думал про Ланге.
Доступ к персональным данным открывает много возможностей, но ничто не может заменить интуицию и воображение. И, конечно, здравый смысл. Что мы имеем? Золотой аттестат (рабочая школа в Минце), конкурсный лист, стипендия, лаборатория Берка. А ещё – танковая бригада «Панцерштрайх». Докторская степень в двадцать пять лет! Наверняка коллеги считали его звездой. Их искреннее недоумение – что забыл этот уникум, этот гибридный кадавр в кладовке для умирающих? – так и разбилось о непроницаемую стену его чистого лба. Должно быть, он улыбался: точка роста отнюдь не там, куда льют удобрения.
Чтобы вызреть, зерно нуждается в темноте.
– Ночью мне что-то снилось, а я не могла даже кричать. Здесь происходит что-то страшное?
– Да, Афрани.
– Так же… как с моей мамой?
– Примерно так.
– Но у вас же есть план, – сказала она, и я вздрогнул: столько веры звучало в её горячем шёпоте. – Я чувствую, Эрих, у вас есть план. Вы нас спасёте.
– Я ведь не Рюбецаль6.
– Вы пулемётчик. У вас глаза пулемётчика!
На стрельбах Вугемюллер не обращался ко мне иначе как «тупое мазло». Я хихикнул, но улыбка быстро увяла. Афрани была абсолютно права. Всю жизнь я лежал как гнилое яблоко, ожидая, что меня подберут. Всю свою жизнь: кровь бросилась мне в лицо, комната закружилась в сверкающей карусели, а я повторял: «Всю жизнь, всю мою чёртову жизнь», – пока барабаны в висках не застучали оглушительно громко, и ветер донёс дождевые капли прямо сюда, в эту стылую темноту; я вытер их концом одеяла, и Афрани поцеловала меня.
В сумерках здание выглядело волшебно.
Я на секунду помедлил, чтобы привыкли глаза, растворяя взгляд в текстурах подступающей ночи. Неужели в эту ночь придётся войти?
Бывают мгновения, когда не веришь себе, когда любая случайная мысль кажется безнадёжно фальшивой. Сейчас наступило одно из таких мгновений. Время как будто застыло. Безраздельное отчуждение овладело мной без остатка, смыв отголосок гнева, боязни и обещаний.
Неужели я это сделаю?
Рассеянный беловатый свет струился во двор и смешивался с жёлтым свечением, исходящим от круглой лампы, укреплённой над входом. Смешение красок создавало какой-то странный эффект. Тени предметов выступали так чётко, что выявляли любое движение. Живая мишень. Реши я пересечь лужайку, и сразу окажусь замечен с различных точек, включая директорский кабинет.