Под аккомпанемент тихого побрякивания гранаты фургон лихо спустился с холма, притормозил и буквально на цыпочках преодолел последние метры до столбов, отмечающих начало импровизированного вокзала.
– Выгружайтесь, – скомандовал я, откидывая брезент.
В нос ударил запах – мочи, страха, пота и испражнений. Кто-то не выдержал. Ничего удивительного, я гнал, как однорукий шарманщик, хлопнувший шнапса. Оставалось надеяться, что хрупкие кости моих подопечных и не такое переживали.
Первым вылез Мауэр.
За ним – старушка в розовой кофте с пораненным лицом. Я принял её на руки и ощутил жар, прожигающий птичьи кости. Скверно. Что там Ланге болтал про тиф? Старуха не могла стоять на ногах. Я передал её Альберту, курчавому продувному гному с физиономией маклера. За него можно было не беспокоиться – такие выживают при любой погоде, в войну и в лагерях, и даже организуют себе гешефт, выгодно обменивая зубные коронки.
Остальные выползли сами. Я пересчитал – двенадцать.
– За мной!
– Куда вы нас привезли? – со страхом спросила женщина в цветастом халатике, из-под которого выглядывала ночнушка.
Я не ответил.
Как ни странно, под голубоватым электрическим светом не замечалось движения. Никто не встречал нас с автоматом наперевес. Видимо, шум в пансионате привлёк всю боевую силу. И всё же расслабляться не стоило.
– Мальчишечка, – выплюнул Мауэр. – Штурмовичок, эй!
– Слушаю?
– Хотите задействовать мотовагон?
– Я бы предпочёл ковёр-самолёт. Но раз у вас его нет…
– У фрау Бибер идёт кровь! У фрау Визенталь перелом носа и тоже кровь, она не может дышать. Слышите, вы… вахмистр? А что будете делать, если начнётся сердечный приступ?
– Ничего, – сказал я. – Больных и немощных я кидаю в ров и засыпаю известью. А потом притаптываю могилы пудовыми сапогами. Так?
– Болван!
Я пожал плечами. Пожилой путеец залез на пригорок и очутился рядом. Его подбородок воинственно трясся:
– Послушайте, Коллер! Даже если вагон исправен, куда вы на нём поедете? До Регенфельде? Туда, где нас встретят директорские подручные? Я же говорил, на линии нет промежуточных станций, и места там болотистые.
– Правильно. Поэтому мы поедем в обратную сторону.
– Что?!
Он выпучил глаза.
– У автомотрисы ведь две кабины? А рельсы ведут до самого Линдсберга.
– Но дорога закрыта!
– Где-то я такое уже слышал.
Горьковатый утренний воздух рассеивал голоса и звуки. С гор опять спустился туман, а вместе с ним влажность и холодок близких осенних заморозков. Вереница ламп на ажурных кронштейнах казалась выточенной из хрусталя.