От растяжки.
Из кабины высунулась рука. Она помахала, а потом показала мне жест, однозначно трактуемый даже транслингвом.
Это было приветствие Полли.
– Ближе, гнидёныш!
По моей спине скользнула струйка пота – сотая за сегодняшний день. Я впервые почувствовал смысл выражения «волосы встали дыбом». Сердце колотилось как сумасшедшее, его металлический звон отдавался в ушах.
Пятьдесят метров… сорок…
Когда колёса зацепили проволоку, я присел и прикрыл голову. Тишина вокруг застыла. Воздух обратился в прозрачный клей, в воспоминание о звуке – возможном, но не свершившемся, в бесплотную массу, составляющую эфир, но распавшуюся на мириад инертных кусков, внезапно остановивших своё вращение. Это была квинтэссенция тишины, спокойной и поглощающей, я услышал, как замерло моё сердце, и понял, что это конец.
А потом она взорвалась.
***
Вспышки я не увидел, но удар был поистине титаническим.
Грохот – и волна горячего воздуха с разбегу врезалась в «цверг» и тряхнула насыпь, взметнув фонтаны гравия и песка. Меня отшвырнуло на землю, будто ком смятой бумаги. Диск солнца, белый и ослепительный, обжёг глаза, и я услышал звук бьющегося стекла и скрежет, и негромкий хлопок, а потом в небо взвилось облако чёрного дыма.
В разинутый рот хлынул дождь из песка и травы.
Отрывисто кашляя, я подтянулся за край платформы. Упал и пополз вперёд, огибая вагон, перелезая через рельсы, как контуженная сороконожка.
«Мини-Блитц» уже горел.
Основной удар пришёлся на кузов, с двух сторон объятый оранжевым пламенем. Остатки маскировочной сетки реяли по ветру в тучах дыма и пыли. Ветер волочил оторванный откуда-то лист железа. Кабину перекосило. Приставив ладонь козырьком, я разглядел вторую машину – её отнесло вправо и перевернуло, заклинив сигнализацию.
Из какофонии звуков донёсся душераздирающий вопль. Я перешёл на шаг и остановился, боясь подойти ближе. При всём желании я уже ничем не мог им помочь – пламя распространялось слишком быстро. По всей видимости, в кузове имелось горючее и боеприпасы.
Передняя дверца распахнулась. Наружу выпал Полли, а вслед за ним – и тот, кто его вытолкнул. Раненый и оглушённый Дитрих Трассе.
Он выглядел как человек, получивший кувалдой по черепу. Изувеченное тело рухнуло в грязь, но глаза – широко открытые – уставились на меня с выражением не боли, но предельного физического напряжения.
– Ты…
Изо рта капнула кровь.
Он давился сгустком, потом выплюнул его и взглянул на меня снизу вверх, всё с тем же выражением в прозрачно-серых глазах. Губы искривились, кажется, он силился улыбнуться. Потом собрался с силами и ясно выговорил, как говорят дети: