– Сдаюсь.
– Нет, – сказал я. – Не сдашься.
Я выстрелил ему в грудь. Не хотел портить лицо. Он откинулся и продолжал смотреть на небо, так же пристально и изумлённо, как прежде смотрел на меня. Я взял его за ноги, зацепил Полли и, надрываясь, поволок их обоих в сторону от огня.
Чёрт знает зачем.
Мне казалось, что вокруг кварц и обломки слюды. Ветер звучит громко как колокол – бом-м, бом-м, колючая проволока, заграждения, взвизги шрапнели – и снова лес, огонь, облака. Я положил Полли в траву, а рядом примостил Трассе. Они были почти одного роста. Потом я сел и стал смотреть на костёр, из которого уже не доносилось ни звука. Только этот шорох скребущей бумаги и скворчание масла, лопающегося на сковородке.
А потом кто-то тихо произнёс рядом со мной:
– Эрих?
***
– Привет, – сказал я.
Нужно было подняться, и я поднялся. Карл терпеливо ждал, пока я встану на ноги. Он, должно быть, вылез из той самой машины, что звенела сигнализацией. Слава Богу, он её выключил.
– Брось пистолет, – приказал он.
Потом улыбнулся и сказал уже чуть человечнее:
– Откуда ты вообще достал эту дрянь? Слабая пружина, на каждый третий осечка. Изначально дерьмовая модель. Брось её, Эрих. Сейчас же.
В руке он держал «Хенкер», направленный мне прямо в живот.
– Ладно.
Пистолет полетел в траву. Я даже испытал облегчение. Судя по выражению лица Карла, я поступил правильно.
– Вот так. У тебя неплохой глазомер, но замедленная реакция. Стрельба из пистолета не твой конёк. Ну ты и дел наворотил, дружище!
– Испортил тебе дела.
Он опять покачал головой. Худой и загорелый, в своём дорожном костюме, почти как кузнечик.
– Да уж. Здорово накуролесил, старый бродяга. Теперь будет сложно унять шум. Этим журналистам только дай повод, растрещат до пограничных столбов. Если бы я знал, чем обернётся… Но я-то хотел как лучше. Понимаешь, Эрих? Как лучше.
– «Ультерих»?
– Брось, – он поморщился. – Не говори глупостей! Мы с тобой достаточно поиграли в индейцев. Я хочу жить хорошо, Эрих, я всю жизнь провёл в ожидании, нам говорили: «Завтра, завтра, завтра». Ну да, мне сделали предложение. Я не реваншист, ты знаешь, и никогда им не был. Это вопрос дела. Дела решаются в кабинетах, но их отголоски слышно на улице. Такие, как Трассе, никогда не переведутся.
– И ничего не меняется?
– Ничего.
– Ничего…
Мы опять стояли посреди пустынного плаца. Вокруг догорали иллюзии, и я знал, что Карл мне не врёт, а трезво и спокойно глядит в темноту. Мне всегда нравилась его уверенность.
– Потому ты и направил меня в «Эдем»?
– Никто другой мне бы не подошёл. Раз уж Йен заварил всю эту кашу с расследованиями, подозрениями, спецслужбами, этими вечными перетряхиваниями в старом чулке. Я оборудовал себе место под солнцем, Эрих. Разве я так уж много хотел? Дитрих переправил бы тебя в резервный лагерь, и ты тоже нашёл бы себе место под солнцем.