Был вечер, она пришла к виселице в очередной раз и сразу же увидела вокруг неё оживление.
Под надзором Жёлтых плащей два мужика в плотных штанах и серых рубахах снимали тела. Мэгг охнула и кинулась к ним, крепко сжимая в кулаке мешочек с половиной своих скудных сбережений.
Её остановил Жёлтый плащ, грубо толкнул в плечо и рявкнул:
— Куда прешь!
Она собрала в кулак всё свое мужество и сказала:
— Там… мой друг. Можно его похоронить?
— Охота с костями возиться… Этим безбожникам и так не поздоровилось на том свете, — он сплюнул на землю, причём слюна у него оказалась чёрная.
— Но хотя бы он будет лежать в земле. Господин, — она раскрыла ладонь, показывая кошель, — возьмите это, и позвольте мне его забрать, пожалуйста.
Жёлтый плащ обернулся, прикрикнул на своего товарища и на работавших мужиков, чтобы не зевали, снова глянул на Мэгг и спросил:
— А до кладбища сама его потащишь, на руках? — и хохотнул, видя исказившееся лицо девушки. Взял кошель, открыл, посчитал деньги. — Вот что. Добавишь ещё пять золотых, и я разрешу тебе остаться, пока мы их будем закапывать. Твоему парни выроют отдельную могилу, даже камень положат, честь по чести.
У Мэгг оставалось ещё шесть, но она не колебалась, отдавая пять Плащу. Тот посторонился и подпустил её к виселице, уже пустой. Все три тела лежали на телеге, а то, что раньше было одеждой, валялось кучей рядом. Не найдя в себе сил дотронуться до костяных пальцев Рея, она наклонилась и подняла сломанную цитру. Жёлтый плащ не запретил — видимо, считал, что ненужный ему хлам вполне стоит одиннадцати золотых.
Цитру, кажется, ударили о землю — она треснула в нескольких местах. Струны порвались и прогнили от дождя и снега. Мэгг прижала её к груди и так, обнимая её, как родную, дошла вслед за телегой до городских стен, за которыми мужики тут же начали копать ещё мёрзлую землю.
Для Рея (она с трудом смогла показать, который из троих — Рей!) действительно вырыли отдельную могилу, небрежно швырнули туда тело и принялись копать могилу для оставшихся двоих, а Мэгг присела на край ямы и прошептала:
— Пусть ты будешь счастлив в садах Всевышнего, Рей.
Её пальцы ослабели, руки задрожали: цитра выпала, ударилась о землю и скользнула в могилу, к своему хозяину.
Глава семнадцатая. Милостью Всевышнего
Если бы это была песня, Мэгг, покинутая и одинокая, бросилась бы в могилу, упала бы вслед за цитрой на изуродованное тело дорогого поэта и приняла бы смерть, лишь бы не оставаться в опустевшем, холодном мире.
Но живая Мэгг стояла, стуча зубами от напавшего вдруг озноба, растирала закоченевшие плечи и смотрела на плоский, безликий холмик, скрывший Рея навсегда.