— Ты ведь знаешь, что лгать — большой грех, дитя? Особенно лгать тому, кто покровительствует тебе.
— Я не лгу, святейший отец, — пролетепала она. — Клянусь Всевышним. Я… — на язык просилось что-то вроде: «Я не понимаю, как вы можете мне такое предлагать!» — но сказала она совсем другое: — Я знаю, как много вы для меня сделали.
Отец Гай выдохнул, его лицо смягчилось.
— Что ж, — произнёс он, — женское тело изменчиво и непостоянно. Но терпение приличествует моей персоне. Когда ваш… — он чуть поджал пухлые губы, — недуг пройдёт, мы продолжим нашу беседу. А пока — желаю вам доброй ночи.
И, мягко развернувшись, он вышел из столовой.
У Мэгг подкосились ноги, она упала на стул.
Лицо отца Гая и весь его образ стояли у неё перед глазами — Всевышний, это было отвратительное видение! Милое, приветливое лицо святейшего отца в её воображении превратилось в чудовищную похотливую маску. Его борода почернела, глаза запали глубже — и вот он превратился в насильника с Лиррийского тракта, убитого ножом Рея.
Мэгг резко встала, бездумно, повинуясь силе привычки, собрала со стола грязную посуду, отнесла её на кухню, где быстро оттёрла и отполоскала в холодной воде. Потом вернулась, прибрала стол, потушила свечи и шмыгнула к себе в комнату.
В темноте, под ненадёжной, но всё-таки защитой, которую давала хлипенькая дверь, думать было проще.
Присев на край кровати и обхватив себя руками, Мэгг с абсолютной ясностью поняла: оставаться в доме отца Гая дольше нельзя.
Сегодня она отговорилась, не иначе, Всевышний подсказал ей правильный ответ. Но пройдёт пара дней — и ей некуда будет деться.
Противный, подлый голосок шепнул изнутри: «А что если согласиться?» — но Мэгг отвергла его. Рей никогда не позволил бы ей такого. И сама она скорее умрёт от отвращения, чем разделит супружеское таинство с отцом Гаем! Он был мил ей как заботливый старший родственник, хозяин дома, священник. Но он был омерзителен как любовник. Она знала, что не сможет согласиться. Это будет предательством самой себя.
Переживания утомили её, но времени отдыхать не было. Она приняла решение сбежать от отца Гая — и не следовало его откладывать. Кто знает, не решит ли он завтра проверить правдивость её слов?
Двигаться не хотелось.
Накинув на плечи тонкое одеяло, Мэгг завернулась в него и зажмурилась. Здесь, в доме святейшего отца, она прижилась. У неё была работа, кров, пища — что ещё нужно? Куда она пойдёт, без денег, одна?
Рей всегда требовал от неё думать о последствиях. Заставлял морщить детский лоб и рассуждать о каждом поступке — а потом хвалил с какой-то особенной серьёзностью. Будь он рядом, он бы сказал: «Ну-ка, малышка, подумай, что будет, если ты останешься?»