Мэгг обернулась.
— Вы не представляете, дитя, как тяжела порой бывает жизнь служителя Всевышнего.
— Разве… — Мэгг сглотнула. Она не понимала, куда идёт разговор, и рядом с обычно тёплым и милым отцом Гаем ей стало неуютно. — Разве Всевышний не дарит вам… благо?
— Конечно, — вторая рука легла на второе её плечо, и Мэгг прошиб холодный пот. — Но одиночество святейшей жизни постепенно угнетает. Легко быть аскетом, когда в душе горит молодой огонь веры и твёрдый разум сокрушает мирские желания. Но с возрастом на смену горячности приходит спокойствие. Возраст требует тепла, тогда как церковь даёт только жар молитв и лёд аскезы.
— Святейший отец… — Мэгг не находила в себе силы вывернуться от его тёплых мягких рук. Пальцы мягко поглаживали её сквозь ткань. — Я не совсем понимаю ваши слова.
— Не бойтесь, дитя моё, что я толкаю вас на грех.
— Я и не думала об этом, — ответила она задушенным голосом. Нужно было собраться с мыслями. Чего хочет от неё святейший отец?
— Нет, конечно, — на мгновение остановившись, одна из рук переместилась с плеча на обнажённую шею. — Ведь Всевышний не осуждает связь между мужчиной и женщиной. Тем более, такую, исполненную доброты с одной стороны и благодарности — с другой.
Мэгг попыталась вывернуться, но не смогла.
— Чего вам страшиться, Мэгги? — продолжал отец Гай, а его руки с шеи начали спускаться к груди. Мэгг начал колотить животный ужас. — Кроме печальной участи бродяжки, что может вас пугать? В моём доме вы всегда получите всё, в чём нуждаетесь, а кроме того — мою заботу и нежность. Вы запали мне в сердце, дитя.
Мэгг вскочила на ноги и отпрыгнула в сторону, едва не опрокинув бокал.
Добродушное лицо отца Гая перекосила гримаса:
— Вы отказываете мне? Человеку, который подобрал вас с улицы, дал вам всё, что вы имеете?
— Я… — губы Мэгг дрожали. Ей бы хотелось резко сказать, что она ни за что не разделит постель с ним, но она не знала, что тогда будет. Вышвырнет он её из дома? Попытается овладеть ею силой? Или (она слышала такие истории) заявит на неё страже, обвинит в чём-нибудь. С клеймом на спине она будет признана виновной тотчас же.
— Не стыдитесь, — отец Гай улыбнулся, но уже не так добро, и сделал шаг вперёд. — Не заставляйте меня жалеть о своей доброте.
— Я… — повторила она, сглотнула и вдруг сказала, сама толком не понимая, как эти слова сорвались с её языка: — У меня лунники, — и непритворно покраснела.
Отец Гай, кажется, был несколько сбит с толку.
Мэгг тряслась от ужаса, а на лице отца Гая застыло странное выражение — не то удивления, не то сомнения.