— А ну, постойте, — остановил он рейдеров, которые конвоировали дочь Горчакова, и не отказал себе в удовольствии взять ее левой ладонью за лицо. Кожа у нее была молодая, гладкая, нежная и упругая одновременно. — Скажи-ка, красавица, папаша твой в последнее время с работы документы какие-нибудь не приносил? Например, синюю папку — картонную такую, старую… Не приносил?
Риск был минимальный — можно сказать, его почти не было. Разумеется, подполковник Сарайкин знал, как выглядят жена и дочь директора «Точмаша», и те, в свою очередь, могли узнать его с другой стороны улицы даже без формы — городок-то маленький, а начальник полиции и директор завода — фигуры, как ни крути, заметные. Но это вовсе не означает, что Сарайкин был с Горчаковым на короткой ноге и по выходным гонял чаи с его домочадцами. С этими бабами до сего дня он не общался ни разу, даже по телефону, и узнать его по голосу они, в отличие от покойного Бурундука, не могли.
Девушка дернула подбородком, высвобождаясь, и независимо пожала плечами. Смотрела она при этом почему-то не в лицо подполковнику, а куда-то вбок — похоже, что на его запястье. Проследив за направлением ее взгляда, Сарайкин внутренне вздрогнул: чертова сопливая сучка пялилась не куда попало, а на золотой швейцарский хронометр, который он за полгода настолько привык считать своим, что почти забыл об его происхождении.
— Часы у вас хорошие, — сказала девчонка, вряд ли понимая, что выносит себе смертный приговор. — У моего дяди были очень похожие. Даже, наверное, точь-в-точь такие же.
— Небедный у тебя дядя, — легкомысленным тоном, каким ведут светскую беседу о пустяках, заметил Сарайкин. — Он кто — олигарх?
— Он умер, — сообщила соплячка, глядя теперь уже не на запястье руки, которую Сарайкин машинально убрал за спину (немедленно об этом пожалев), а прямо ему в глаза. — А часы у него украли незадолго до смерти.
— Какая неприятность, — сказал Сарайкин. — Так как насчет папки?
— Тебе надо, ты и ищи, ворюга, — объявила наглая соплячка.
Сарайкин занес ладонь для хорошей оплеухи, но увял, как на ржавый гвоздь, напоровшись на взгляд одного из рейдеров.
— Ведите, — начальственным тоном буркнул он.
— Ищите, — насмешливо парировал рейдер, заставив подполковника лишний раз почувствовать себя не в своей тарелке — не полновластным хозяином всего, до чего мог дотянуться, а пешкой с деревянной головой, которая только на то и годна, чтобы носить на ней форменную фуражку или, как сейчас, трикотажную маску.
Кабинет хозяина располагался на втором этаже и представлял собой довольно уютную, обставленную массивной, под старину — возможно, и впрямь старинной, но откуда в Мокшанске взяться антиквариату? — мебелью. Вдоль стен до самого потолка тянулись заставленные книгами полки, глядя на которые, Сарайкин, во-первых, усомнился, что Горчаков все это прочел хотя бы по одному разу, во-вторых, удивился: если прочел, то он, наверное, чокнутый, — а в-третьих, опечалился: искать среди этих никем не считанных центнеров испачканных типографской краской страниц те несколько, за которыми его послали, можно до второго пришествия.