— ЭдуаРРд, это про вшЬ матЭРРиалу. Надо встРРЭтитца. ВРРемЬЯ блЫзкО.
— Прости, Станислав Харитонович, я не совсем Тебя понимаю… Что происходит?
— Сей РРасс. Не естрь ваЖЖнА. СрРАчнА надА гуднуть.
— Ну, хорошо, как только, так сразу, не раньше, я постараюсь быть у Тебя…
И вот, уладив неотложные дела, и скинув лаковые штиблеты, Березуцкий, лежал на диване в фойе, и изучал свои крахмально-белые носки, «РАПОМОвской» (1) выделки в ожидании, такой канители, которая непременно должна сегодня случится, так он предчувствовал, и эдакого гадского предчувствия пакости, он не испытывал уже давно. Разве что в студенческие годы, да и то… навряд ли, поскольку, тогда солнце светило ярче… и люди были много добрее…
Он, уже думал спустится вниз и выпить пива в буфете, когда завлит наконец предстал, в полосатом халате, унизительной канареечной расцветки, тюбетейке «a la (2) Максим Горький» и с бутафорской грыжей вместо живота. Припарковав рядом с диваном ишака на палочке. Смычков широко раскинул руки в стороны и полез лобызаться. Была за ним известна такая дурно пахнущая манера, слюнявить всех подряд. Но, чего только не позволяет себе, наш не просвещённый век.
— ПррЫвЭтствУю! — Заорал он, на всю «деревню»! О, шайтан! — Вдруг спохватился Смычков, вынимая боксёрскую капу изо рта. Какой-то вдохновенный идиот, из местных, на дысь, посоветовал ему, таким образом имитировать восточный говор. И не выкупивший подлянки завлит, щеголял теперь на сцене, хамской приблудой.
— Извини, Эдуард Михайлович, запоздал несколько. У нас тяжёлый «прогон». Всё никак «Насреддина» размотать не можем. Ну, ладно, это наши дела. Звал я тебя, совсем по другому поводу….
Ещё ничего не предвещало пожара, но Березуцкий весь внутренне подобрался. Когда пройда завлит запрягает подобным образом, обязательно стервец, повезёт на хуеву горку. Смычков пожевал губами явно подбирая в уме слова, потом уставился взором в лепной потолок, но и там, как видно ничего путного не отыскал.
— Может по коньячку? — нашел он, как ему показалось спасительный выход.
— Успеется. Харитоныч, ты вываливай, не телись. И потом, ты знаешь, я коньяк не люблю, от него говно чёрное…
— Эстет, бля. Хорошо, как знаешь, только на сухую такое, трудно переварить.
— Уж как ни будь. Давай… Ёрш твою!
— Твоя пьеса, у нас не пойдёт. Её вообще не один театр в городе не примет. — Рубанул с плеча Смычков.
— Это pourquoi? (3)
— Потому, что попендикуляр. Так комиссия решила!
— Какая ещё комиссия на…!?
— Большая и толстая, как хрен моржовый. Ты что, местных газет совсем не читаешь?