– Почему мрачными? Разве у вас там всё так плохо?
– Для меня – нет, но для товарища Сталина это будет мрачным опытом. Потому что дикий капитализм походил на таковой в советской пропаганде только первые восемь лет. А потом его взяли под уздцы и всё более-менее стабилизировалось. Да и сами перемены в капиталистических странах, на которые вы, товарищи, ориентируетесь, серьёзно ударяют по самолюбию и идеологическому настрою советских граждан.
– Понятно, – мрачно заключил Берия.
– Наверное, чтобы вам было понятней ещё больше, нужно посвятить несколько недель кинематографу. Сделаю для вас подборку фильмов. И для товарища Сталина тоже. Это будет наиболее мягкой формой подготовки. Правда, в войну тратить время на фильмы – то ещё занятие…
– Если надо – потратим, – сказал Берия, – но ты прав, ситуация слишком нестабильная, время товарища Сталина и без этого слишком ценно.
– Тогда и говорить не о чем. Как будет хорошее настроение – будет время подумать.
– И всё-таки политически вы ненадёжный товарищ, Киврин.
– Хех, у нас разные представления о политической надёжности. И о том, что вообще нужно считать таковой, – я покатал карандаш по столу, – к примеру после войны. Когда народ исстрадался, отдал жизни, здоровье, на благо родины. Но пропаганда содрала лоск с действительности, и показала людей как есть. Без социалистических прикрас. Казалось бы – это было совершенное время для начала строительства нового строя. Жизнеспособного и могущественного – народ объединился, народ более чем доверяет, но вместо этого товарищ Сталин продолжил довоенную политику. То есть – затягивание гаек, диктатура пролетариата, репрессии, и так далее…
– И что?
– А то, что это УЖЕ не зашло народу, – я отбросил карандаш, изменив тон на суровый, – То, что успешно применялось против кучки гражданских барашков, не сработает против человека, который за четыре года десятки раз лез под пули с оружием в руках и голыми руками немцам шеи сворачивал. Которому руки или ноги на войне оторвало. Не запугали. Я читал воспоминания, многих людей. И говорится в них примерно похожее. То, что до войны вызывало страх, после – вызывало недоумение, обиду и разочарование. Люди привыкли к смерти, их не запугать, а убеждать словом разучились. Вернее, никогда и не учились, – буркнул я, – кричалки и лозунги уже не зайдут. Разве что для самых маленьких в пионерлагере, и то потом мозги растут, и нужно уже грамотно создать пропаганду.
– Ух, – Берия выдохнул, – разве это невозможно?
– Как оказалось – практически невозможно. Пропаганда должна опираться на реальность, ловко обыгрывать её. Лаврентий Павлович. Я выступаю лишь за то, чтобы вы и товарищ Сталин, учли кое-какие вещи и воспользовались ситуацией с войной, чтобы начать строительство нормального, светского, цивилизованного государства. Такого, которое не повторит судьбу Советского Союза. Такого, которое может существовать долгое время, без массового промывания мозгов и закрытых границ. Чтобы можно было смотреть иностранцам в глаза и не стесняться ни за себя, ни за своё отечество.