— Ой, я тебе рубашку испачкала, прости, — и губу закусывает с таким виноватым видом, что я взрываюсь хохотом. — Я постираю, честное слово, — тараторит, расстегивая пуговки.
— Да черт с ней, с рубашкой, Кира, — перехватываю ее ладошку, касаюсь губами. — Хоть все изгваздай. А еще лучши сама носи. Тебе пойдет.
И снова по щекам ползет румянец. Коварная соблазнительница, твою мать. А стесняется, как школьница.
— Лучше командуй, что делать, а то тесто скоро из всех окон полезет, — фыркаю, кивая на стол, где в миске подходит еще одна порция теста.
Кира снова ойкает, но едва оказывается у стола, сразу начинает раздавать команды. Снимаю с крючка еще один фартук, повязываю на себя и с головой ныряю в квест под названием: «Испечь булочки и не отлюбить собственную жену на кухонном столе».
Я смотрю на Клима, не сводящего взгляда с серой ленты шоссе, и не могу отделаться от желания его поцеловать. Губы покалывает, они все еще помнят вкус шоколада на его губах. Помнят его пьянящий вкус, украденный мимолетным касанием.
Облизываюсь, но на губах вкус ванили. Улыбаюсь и отвожу взгляд, думая о том, что сегодня я сделала что-то необыкновенное. Мы сделали. И в груди горячим шелком растекается нежность.
— Нам это все не съесть, — изрекаю задумчиво, глядя на гору выпеченных булочек: смешных, маленьких и так вкусно пахнущих. Их здесь сотня, не меньше.
— Да уж, перспектива лопнуть меня тоже не прельщает, — фыркает Клим, с самым серьезным видом рассматривая шедевр кулинарии и почесывая затылок. Наш шедевр. Прыскаю со смеху, ярко представив Клима, перекатывающегося из стороны в сторону, как колобок. Ужасное зрелище, но до чего же смешное! — Хотя, — лукаво щурится, плавно наступая на меня, — тебе бы пошел…животик.
Запускает руки под фартук, а я задыхаюсь от его слов и прикосновения. Смех тонет в тихом стоне, слетающим с губ. И темный взгляд обжигает обещанием.
— Стану толстой и некрасивой, — парирую, надувая щеки. Убегая от огня на дне пьянящего взгляда. Со всех ног драпая от собственного пламени, сжигающего изнутри.
— Зато не сбежишь, — выдыхает, двумя пальцами сдувая мои щеки. Фырчу губами, и Клим смеется, чмокает меня в кончик носа, разбавляя наше напряжение легкостью и улыбкой. — А я, кажется, знаю, что нам с этим делать.
— Есть? — тоскливо предполагаю я.
— Обязательно, — смеется Клим уже из коридора, оставив меня наедине с мучным зоопарком. — А еще угостить кое-кого, — замирает на пороге с огромной плетеной корзиной.
В четыре руки мы быстро перекладываем наши булочки в корзину, накрываем чистым полотенцем, пахнущим свежестью и хрустящим чистотой.