— Чего?
— Что ты такая фетишистка.
Кладет на мой живот перо и спрыгивает на пол.
— А сейчас давай, поднимай свою хорошенькую задницу и бегом в душ. Завтрак внизу. А я убегаю.
Наклоняется, коротко целует в нос.
— Не жди. Буду поздно.
Киваю машинально, не отрывая взгляда от черного пера на светлой коже. Похоже, я действительно стала фетишисткой, потому что при мысли о том, что Клим делал со мной этим перышком, я снова возбуждаюсь.
Чертов Бес!
Мало того, что снова остался неудовлетворённый, так ещё и «не жди меня, буду поздно». И что это значит?
Вскакиваю на постели, запутываюсь в простыне, чуть не падаю.
— Клим! — ору на весь дом. — А ну стой!
Вылетаю из спальни и врезаюсь в твердое тело мужа. Отшатываюсь, опасно покачнувшись. Он ловит меня одной рукой, прижимает к себе.
В черных глазах — тревога. С чего бы?
— Что случилось? — в голосе напряжение.
— Скажи-ка мне, муж мой, куда это намылился субботним утром? — рычу праведным гневом. Что там Шут про принцессу говорил? Золушка? Ха-ха. Драконесса, как пить дать. Жутко злая и неудовлетворенная. Или он думал, мне его перышка будет достаточно? Не на ту напал.
— Ревность тебе к лицу, — смеётся, — жена.
Припирает к стенке. Приходится запрокинуть голову, чтобы поймать его взгляд, на дне которого бесы пляшут ламбаду.
Что? Ревность? Размечтался.
— Мне просто интересно, — строю совершенно невинное лицо, как будто не я минуту назад орала, как потерпевшая. — Куда тебе так срочно приспичило в таком, — кладу ладонь на его все ещё напряжённый пах, — интересном положении? Я могу…
— Это вряд ли.
— Ну и проваливай, — фыркаю обиженно и подныриваю под его руку, — муж. Объелся груш, — добавляю уже в спальне.
— Терпеть не могу груши, — слышу жесткое за спиной.
Морщусь и понимаю, что тоже не ем груши. Не потому что не люблю, а потому что при слове «груша» в голове словно вспыхивает красная лампочка: опасность.
— У меня на них жуткая аллергия, — поясняет Клим, подперев плечом дверной откос. А ещё минуту назад куда-то торопился, разве нет?
— Аллергия, точно, — вот и ответ на сигнал тревоги в голове.
— Мне нравится, как ты ревнуешь.
— И ничего я не ревную, — бурчу под нос.
Стягиваю с кровати покрывало, делаю попытку завернуться в него, как в паранджу, но попытка с треском проваливается.
Клим обнимает со спины, осторожно выудив из рук покрывало. То стекает по ногам на пол. Вздыхаю. Кажется, он прав. Я действительно ревную.
— Я, правда, спешу. У меня через сорок минут операция, — кладет ладони под груди.
— Но тебе же нужна ясная голова, — намекаю на его желание. Не сними он напряжение, все мысли будут в известном месте.