Нахрен доводы разума! Один шаг и я опускаюсь на колени у кровати. Удар сердца и ладонь скользит по упругим мышцам ног, ложится на бедро в опасной близости от трусиков. Кира выдыхает, чуть раздвигая ноги, давая моей руке волю. И я нагло пользуюсь этим предложением. Пальцы ныряют под трусики.
— Твою мать…
Мокрая. Такая мокрая, что пальцы тонут в ее вязкой влаге. И горячая. Кончиками пальцев ощущаю, как набухает горошина ее клитора, пульсирует, требуя ласки. И дикое желание втянуть его в рот, поиграться с ним языком колет губы.
— Твою мать… — выдыхаю, замирая. Это нахрен полная жопа, потому что член болит от желания оказаться внутри этой влажности. А ещё потому, что этой маленькой отличнице снится настоящая порнуха. Она возбуждена и течет, как самая настоящая похотливая сучка. Невинная, бля. Она невинная, — напоминаю себе, реанимируя нокаутированный мозг. Срабатывает. Убираю руку.
— Нет… — шепчет Кира, тихо всхлипывая. Смотрю на нее: глаза закрыты, а рот приоткрытый и грудь так и манит. — Не останавливайся…пожалуйста…
Кажется, я охренел, потому что я ни разу не видел ее такой откровенной. Интересно, кто ей снится? Кого она так хочет, что изнывает от неудовлетворенного желания? Может, Кота? Только и вижу их вечерами…
И что-то горькое оседает на языке, отравляет кровь. И тут же сменяется тягучей карамелью от тихого: «Да, мой Бес…»
Эти слова, слетевшие с ее влажных губ с тихим стоном, сносят к черту все тормоза. Я смутно помню, что было дальше. Сплошное желание: острое и жгучее, что перец чили. Помню, что ее грудь пахла молоком. И я с наслаждением втягивал в рот ее розовый сосочек, игрался с ним языком, выдирая из ее горла сексуальные стоны. Заставляя ее выгибаться навстречу моему алчному рту. Помню, как стянул с нее трусики и впервые поцеловал женскую плоть. И вкус ее помню: карамели с молоком. И ее бесстыдно раскинутые ножки. И распахнутые глаза, из голубых ставшие чернильными от желания.
— Я не могу, Незабудка, — лбом уткнулся в ее лоб. — Хочу тебя…так сильно хочу.
И тонкие пальчики на напряжённом члене. А следом острое удовольствие от того, какая она горячая и узкая. Я двигаюсь внутри и мне почти больно, как туго она обнимает меня изнутри. И эта боль — нереальный кайф. Как и оргазм, ослепивший, лишивший рассудка.
Помню, как подмял ее под себя и уснул, вдыхая аромат полевых цветов, карамели и молока. А когда проснулся — Киры и след простыл. Только темное пятно крови напоминало, что мне не приснилось. И ключи на подушке.
Она просто удрала и вернула мне ключи от квартиры. Я пытался с ней поговорить, но она уехала на какие-то соревнования. Я вернулся в универ. А через две недели проснулся от острой боли, сдавливающей грудь. Из лёгких будто выкачали весь кислород, а вместо крови в артерии влили лаву. Мир то темнел, то вспыхивал алыми кляксами. На негнущихся ногах добрался до коменданта, седого мужика слегка за полтинник.