Кивает, лбом уткнувшись в мой лоб, и смеется тихо.
— Я идиот, Кира. Прости меня.
— Я люблю тебя, — вместо тысячи ненужных слов и давно опоздавших извинений.
Но едва распустившееся счастье разбивается о тревогу и страх, липкий, колкий, лижет затылок.
— Тишка… — задеревеневшими губами.
— Так, спокойно, — встряхивает осторожно, поймав мой растревоженный взгляд, и отодвигается в сторону. — С Тишкой все хорошо, родная. Спит.
На зеленом диване напротив моей кровати спит, обняв огромного розового барашка, наш Тишка. И безмятежная улыбка освещает его личико.
— С ним точно все хорошо? — все еще не веря. Порываюсь встать, но сильные руки припечатывают к кровати.
— Все в порядке, не волнуйся. Он даже не испугался.
Обмякаю, веря без оглядки этому мужчине.
— Маленький мужчина, — улыбаюсь сквозь набежавшие слезы.
— Отставить слезы! — командует Клим, стягивает обувь и укладывается рядом со мной, сграбастав в охапку. А я не против таких медвежьих объятий, в которых так тепло и уютно.
— Расскажешь, что произошло? — прошу после долгих минут нашего молчаливого счастья.
— Вчера умерла мать Тимофея, — огорошивает, и я вся сжимаюсь, невольно глядя на спящего мальчика, который остался совсем один в этом мире, — и я хочу, чтобы ты подписала документы об усыновлении.
Поднимаю голову и смотрю в его серьезные черные глаза, абсолютно, безгранично счастливая. Нет, он не один! У него есть этот замечательный, идеальный мужчина, которого Тишка называет папой. А теперь…буду я.
— Если ты, конечно, не против…
— Он назвал меня мамой, — всхлипываю.
— Конечно, родная. Кто же ты ему, как не мама, — накрывает ладонью затылок, укладывает мою голову себе на грудь и судорожно выдыхает. Боялся, что я откажу? Никогда. Потому что люблю. Так сильно, что дышать больно. Люблю обоих моих настоящих мужчин. Обнимаю его крепко, буквально впечатываясь в сильный бок и целую грудь. Там, где бьется упрямое сердце. И чувствую его губы в своих волосах. Вдох-выдох.
— Что с Мэтом? — на выдохе, ощущая, как напрягается Клим под моими руками. Поднимаю голову и заглядываю в его прищуренный взгляд. — Мне нужно знать, а ты обещал рассказать.
— Не думаю, что тебе нужно это знать сейчас. Ты слишком истощена.
— Что… — сглатываю, ощущая, как страх снова обнимает затылок, — что ты с ним сделал?
Хмурится.
— Я просто сдержал свое обещание.
Обещание? Закусываю губу, вспоминая. Но память та еще хитрая лиса, убегает, запутывает следы — не догнать. Разве он обещал что — то сделать с Мэтом?
— Клим, — почти требую, злясь на себя и собственную память.
— Успокойся, — со злостью. — Тебе нельзя волноваться и вспоминать ничего нельзя. Вообще ни о чем не думай.