- Где папа? – спросила я, не церемонясь.
Молчит и смотрит не мигая, как идиот. Где они только таких заторможенных находят? Что отец, что Бестужев.
Этот холодный, пронизывающий взгляд льдисто-голубых очей я видела уже тысячу раз, и особого впечатления он на меня не произвёл. Разве что разозлил. Денёк и так выдался нелёгким, сказывалось напряжение последних дней: накатила вселенская усталость, всё тело ломит, глаза слипаются - так ещё и этот даун гляделки затеял.
- Да ну тебя, - устало махнула я рукой, - корсет помоги расстегнуть.
Перекинув длинные волосы через одно плечо, я повернулась спиной к лестнице и, оглянувшись на стоящего внизу охранника, застыла в ожидании.
Ну да, знаю, не правильно это как-то. Но не спать же мне теперь в бальном платье! И душ уже хотелось принять. Я до сих пор физически ощущала на себе грязь от прикосновений противных лап Бестужева.
Бультерьер неспешно преодолел разделявшие нас ступени и застыл, возвышаясь надо мной, словно шкаф с антресолями.
- Там петельки сверху, а снизу я уже сама, - на всякий случай проинструктировала я его насчёт поставленной задачи. Откуда мужчинам, а тем более Бультерьеру, знать, как оно там у нас, женщин, устроено, правда? Придерживая спереди непослушную гриву, что торчала в разные стороны, я снова нетерпеливо оглянулась через плечо.
Взгляд мой был весьма красноречивым, потому как стоять мне тут уже надоело. Но Бультерьер по-прежнему не реагировал, замер соляным столбом, уставившись на мою спину как на что-то в высшей степени ненормальное.
- Что там? – поинтересовалась я без особой надежды на реакцию с его стороны.
- Родинка. На левой лопатке, - наконец ответил он очень тихо, почти шёпотом,- на уровне сердца.
Он сказал это так, как будто этой особенностью эпидермиса я нарушила все допустимые законы анатомии. Да что там нарушила… Судя по взгляду Бультерьера, я над этой анатомией еще и надругалась самым жестоким образом, потому что взирал он на меня очень нехорошо.
- И что? – спросила я почему-то тоже шёпотом.
- Красиво, - хрипло прошелестел Бультерьер.
Я вытаращила глаза и, рискуя свернуть себе шею, уставилась на этого потенциального пациента Кащенко.
- Ты что, пьяный?
Хоть и с опозданием, но мой усталый мозг начал подмечать странности: Бультерьер вернулся один, хотя мне известно, что он должен сейчас быть рядом с отцом. К тому же, вернулся, по всей видимости, пьяным.
Круто развернувшись, я замерла у перил.
- Где папа?
А памятуя о его привычке оставлять вопросы без ответа, для пущей убедительности толкнула его в грудь. Ну, как толкнула. Скорее сама от неё оттолкнулась и по инерции сделала шаг назад. Грудь у Бультерьера твердокаменная, с тем же успехом можно толкать скалу. Или многоэтажку.