Взойдя следом за фельдмейстером на каменное крыльцо, Петр Иванович огляделся, будто опасался, что за ними устроена слежка, и, вздохнув с безнадежностию, толкнул перед собою внушительную дубовую дверь.
Голоса, доносящиеся откуда-то справа, Шульц расслышал сразу, и в одном из говоривших распознал великого князя. Нехорошее предчувствие, что их с Фучиком не только вызвали сюда, дабы объявить, что больше не нуждаются в их услугах, но еще и нынче же их ждет наказание за то, что своими действиями поставили под угрозу жизнь великой княгини, охватило лейб-квора, заставив его помертветь.
— … нужно отправляться немедля!
Окончание фразы, произнесенное громким басом и сопровождающееся ударом ладони о стол, заставило Шульца вздрогнуть. Они с фельдмейстером как раз входили в малую гостиную, обставленную в лиловых и сиреневых тонах. Всюду пестревшая роскошь бросалась в глаза, понуждая лейб-квора нервничать сильнее с каждым сделанным шагом. Шульц впервые чувствовал такую чудовищную растерянность, не представляя, какие казни египетские могут обрушиться на их головы с Фучиком в следующее же мгновение.
— А! Вот и наш герой! — басом проговорил великий князь, и Петр Иванович нашел в себе силы. Поднял взгляд и встретился с серо-стальным взором Романова. От ощущения, охватившего его в следующую секунду, лейб-квор едва не задохнулся. Его Высочество изволил назвать Шульца героем? Право слово… верно, он потешался над несчастным Петром Ивановичем, не иначе.
Но князь, шагнувший к Шульцу и схвативший его за руку, был серьезен, что позволило лейб-квору перевести дух и теперь смотреть на Его Высочество с восторгом, коий заполонил все члены его тела.
— Я… Я… Мы с Анисом Виссарио…
Договорить Шульц не успел — князь вдруг сотворил чудное. Привлек лейб-квора к себе и, коротко обняв, поспешно отошел, оставляя Петра Ивановича в изумлении.
— Княгиню мою спас. Герой! — донеслось до Шульца приглушенное бормотание. — Век не забуду.
По всему выходило, что Его Высочество ошибочно предположил, будто Петру Ивановичу повезло встать на защиту великой княгини, когда убивец напал на нее в ложе. Не то чтобы Шульц был излишне склонен к правдолюбию, но и подливать масла в огонь ошибочного мнения не желал.
— Т-с-с! — зашипел Анис Виссарионович, предвосхищая порыв лейб-квора сознаться в том, что он никоим образом не был причастен к чудесному спасению княгини. — Позже, Петя.
И Шульц повиновался. Прежде всего потому, что разговор дальнейший, что вновь вернулся в деловое русло, занял все его мысли, вытеснив желания личного характера.