— Давайте же выйдем, Настасья Павловна. Тем паче, что мне картина ясна, и здесь я уже закончил.
Он еще раз осмотрелся, скорее для порядка, чем рассчитывая увидеть неосторожно оставленную убийцей улику, подошел к Оболенской и подставил ей руку, чтобы она оперлась на нее.
Свежий воздух был необходим и Шульцу. Это он понял, когда они с Настасьей Павловной вышли в сад, и Петр Иванович подставил лицо ночному ветерку. Все эти латунные порошки, жидкая амальгама в склере и сломанные пальцы начали порядком ему надоедать. Вынув из кармана нечто похожее на плоский диск с шестеренками, на деле оказавшийся весьма полезным изобретением, Шульц повернул на нем крохотный рычажок, и отпустил с руки. Диск взмыл наверх, застыл на несколько мгновений, после чего исчез из виду.
— Прелюбопытная, надо сказать, вещица. Телепарограф. Видели такие, Настасья Павловна? — не без самодовольства спросил Шульц, охлопывая себя по карманам. После чего понял, что сигары были оставлены им в кабинете агентства. А жаль…
— Ах, не видела и видеть не хочу, — потирая виски и прикрыв глаза, выдохнула шепотом Оболенская, чем вызвала у Шульца лишь пожатие плечами. — Вы же доставите меня домой, господин лейб-квор?
Тон девицы никак не вязался с произнесенными словами, и если бы Петр Иванович возжелал — непременно указал бы на это Настасье Павловне.
Но он так устал… Эти трое суток практически без сна, кофию и удобной постели… Хоть лейб-квор и начал привыкать к подобному, ему теперь желалось только одного — комфорта.
— Доставлю, Настасья Павловна. Сейчас за мной прибудет паромобиль, я прикажу сделать крюк, чтобы высадить вас у вашего дома.
Он сделал паузу, всматриваясь в черты лица докучливой девицы, в которых вдруг начал находить свою, удивительно притягательную, но неуместную прелесть. Весь облик Оболенской был словно соткан из вызова — того самого, коего так чурались в модных гостиных Шулербурга. Но который неизменно притягивал все внимание несчастного Шульца.
— Что же ваш батюшка? — неожиданно даже для самого себя задал вопрос Петр Иванович. — Ужель еще не объявил ваши розыски?
Ответом ему стал надменный и суровый взгляд Оболенской, в котором, к радости своей, Шульц увидел и растерянность. Тем лучше. Напомнить девице, имеющей слишком неуместную тягу к приключениям, что за сие можно получить наказание — лишним не будет. Настасья Павловна на вопрос Петра Ивановича не ответила. А вскоре прибывший фельдмейстер избавил ее от неловкости, которую она непременно бы испытала от слишком затянувшейся паузы в разговоре.
— Идите к паромобилю, Настасья, — неожиданно пренебрегая официальностями, тихо проговорил Шульц, подталкивая Оболенскую в сторону прибывшего экипажа. — Я скоро.