Когда остатки напряжения схлынули, заместившись сначала лишающим всяких сил облегчением, а затем — озабоченностью, перед Шульцем и Оболенской встала новая проблема: понять, где они теперь находятся. Кроме того, Настасью Павловну немало занимал вопрос о том, было ли крушение дирижабля простой случайностью. И она была совершенно уверена, что ответ на этот вопрос — «нет».
Меж тем, примерно в пятисот метрах от покинутого всеми «Александра Благословенного», раздался поначалу негромкий шорох, вскоре сменившийся осторожными и на удивление легкими шагами. Облаченные в длинные ботфорты ноги аккуратно, но весьма проворно в условиях опустившихся на землю сумерек пробирались к потерпевшему крушение судну.
И едва стоило их обладателю оказаться в непосредственной от дирижабля близости, как откуда-то вынырнула длинная металлическая трубка и, издавая звуки, подобные тем, что производит человек или животное, когда принюхивается, принялась обшаривать останки «Александра».
Спустя несколько минут Моцарт — а это был именно он, выловил своим носом-трубкой из воды некий блестящий предмет и, развернувшись к дирижаблю задом, понесся на всех парах туда, где в отдалении от озерца слышались людские голоса и полыхал красновато-оранжевым заревом костер.
Прислонившись к дереву, Оболенская в то же время обдумывала все, что случилось за сегодняшний вечер и пришла в результате этого к нескольким важным выводам.
Первое: мужчиной в сером фраке, который, вероятнее всего, и являлся неуловимым покусителем, вряд ли мог быть граф Ковалевский. За те несколько мгновений, что шла Настасья Павловна от его каюты до лестницы, ни один человек не сумел бы так скоро переодеться и каким-то образом оказаться у спуска к трюму раньше нее. Кроме того, человек в сером никак не походил на польского графа со спины, будучи ростом куда ниже и обладая фигурой менее мощной, скорее коренастой. К тому же, никакой аристократической осанки, кою не мог скрыть Ковалевский даже под обличьем слуги, у убивца не было и в помине.
При условии — и это было второе — что именно человек в сером являлся тем, за кем они с господином лейб-квором безуспешно гонялись уже довольно продолжительное время.
Но как раз в том, что именно он — убивец, у Настасьи Павловны почти не было сомнений. Она ведь самолично наблюдала, как нырнул этот негодяй в зеркало, а после того, как с некоторым опозданием последовала туда вслед за ним, обнаружила в помещении Петра Ивановича в компании очередной жертвы с жутко выгнутыми перстами. И больше всего — это третье — Оболенскую теперь волновал вопрос, казалось ли ей или и вправду тот, кого они с Шульцем искали, был поразительно похож со спины на дражайшего дядюшку Аниса Виссарионовича, который и заслал их на рухнувший дирижабль. И если то был действительно Фучик, думать, что именно один из ближайших ее родственников мог являться безжалостным убивцем, способным погубить ее саму, Настасье Павловне было попросту страшно.