Ожидание смерти хуже самой смерти. Особенно когда рвётся из ненадёжных уз громадная Сила… Нельзя! Ещё не время!
Шаги. Эрм поднял голову: наконец-то. Но увидел всего лишь Двахмира… Одного. Он остановился напротив решётки, стоял, смотрел.
— Народ превыше всего? — спросил у него Эрм, чуть усмехаясь.
— Народ надо всем, — привычной фразой отозвался тот.
На воротнике его куртки висела палочка «резерва», и Эрм вдруг очень остро ощутил заключённую в нём душу. Пошло взаимное узнавание, — ласковое море другого мира, детский смех, родовое поместье на побережье… В груди ворохнулся ком тяжёлой злобы: Двахмир, чтоб его живьём черви сожрали, раздобыл где-то «резерв», созданный в смертный час маленькой сестры Эрма!
Он правильно понял взгляд пленника, погладил артефакт, усмехнулся. Спросил:
— Ты убил Рахсима?
— Я, — не стал отпираться Эрм.
— А Таволу?
— А Таволу не я. Но я, так сказать, поспособствовал. Что, херовато без них, верно?
— Справимся, не переживай.
Эрм чуть усмехнулся. Сказал:
— Кто бы сомневался.
Помолчали. Тишина давила. Обострёнными до предела чувствами Эрм воспринимал магический фон, исковерканный и искажённый Опорой, и с потрясением думал, как же он жил раньше. Жил, не замечая разлитого вокруг ужаса. Жил, считая этот ужас привычным распорядком вещей…
— Подставить братца твоего было не просто, — сообщил вдруг Двахмир. — Но я справился. Год почти ухлопал на это, веришь?
Эрм стиснул зубы. И почему не удивлён? Давно следовало догадаться, чьих рук дело.
— Мне даже награду дали, — хохотнул Двахмир. — Представляешь? За отвагу!
Упивается. Да уж. Вспомнился Канч сТруви, спасавший живых, вспомнилась младшая его, Фиалка, ставшая тварью ради будущего своего народа. И кто же здесь тварь, если так разобраться?
— Лива брата в тебе видела, доверяла тебе, — горько сказал Эрм, чувствуя, как ворочается в груди обжигающая лава. — И когда ты пришёл к ней… Ты же ей кукол из дерева вытачивал, на руках носил. И всё затем, чтобы пытать доверием в подножии своей Опоры. «Резервы» ведь никто не идентифицирует; в такие случайности я не верю. Значит, ты сам, — он снова вспомнил Канча сТруви и спросил его словами — Не тошнило?
— Ты ведь первый нарушил нашу клятву! — огрызнулся Двахмир. — Забыл?
… Морской берег и двое детей, торжественно обменявшихся кровью по древнему обычаю. Короткая клятва на два голоса, звенящих от осознания важности происходящего. Побратимство — на века…
Эрм качнул головой, прогоняя призрак былого.
— Я тебя отпустил, — сказал он. — Вопреки всем обычаям и законам, рискуя собственной шеей. И я не разорял Двахмиродолу. Не убивал твоего деда, не брал силой твою мать и не истязал твоих младших в Опоре. И не говори мне сейчас о клятве, брат. Первым похерил её именно ты.