Впервые в жизни я ощутила со всей полнотой, что есть события и есть вещи, о которых приходится молчать даже в тех случаях, когда остаёшься наедине с собой. Потому что стоит только начать вспоминать, прокручивать перед внутренним взором, как неизбежно вспомнишь и вкус поцелуя, и сильные руки на плечах, и неистовое пламя любви, ледяное и жаркое одновременно, в котором сгорела без остатка.
Вряд ли я смогу ещё раз посмотреть на другого мужчину так же. И уж совершенно точно не смогу принять его. Память помешает.
Может, зря я не выпила воды из Леты?
Но матрас уже просох, я отогнула уголок проверить. Осталось только кофейного цвета пятно, совсем сухое.
Вагон несло вперёд, покачивая на поворотах. Колёса стучали в лад мыслям: «Так-так, так-так».
Я поговорила с мамой. Успокоила её. Со мной всё в порядке, еду. Да, буду в Сочи к вечеру. Встретить? Да не надо, наверное, сама, не маленькая. Что Ольга?
Ольга пришла наконец-то в себя, её отлучили от аппарата искусственной вентиляции лёгких. Вот, значит, как. Вот как всё было серьёзно… Врачи дают хороший прогноз. Будет жить. Но, скорее всего, останется инвалидом. Перебит позвоночник… нужна операция… операция нужна в любом случае, но нечего надеяться на то, что сестра когда-нибудь встанет и спляшет рэп. Инвалидное кресло — её средство передвижения навеки.
Я не знала, как сестра воспримет эту новость. Пока ей не говорили ничего, ещё рано, она только-только пришла в себя. Оля всегда была деятельной, гиперактивной, не сидела на месте, и вдруг, в одночасье, — обезноженный инвалид. Тяжёлый удар, чего там. И ещё Алексей… Она ведь верит, что он погиб. Ещё себя за него винить начнёт, ведь именно она была за рулём, когда машина кувыркнулась с серпантина…
Я чувствовала, что впереди ещё немало трудностей, и некоторые из них окажутся просто непреодолимыми.
Я ведь не смогу рассказать ей правду! Даже если расскажу, она не поверит. И мы ко всему прочему ещё поссоримся, вполне может быть. Не-ет, я буду молчать!
Каково это, молчать, когда язык не связан магическими узами забвения и свободно может трепать что угодно, как угодно, с кем угодно и где угодно, мне предстояло в скором времени узнать во всех подробных частностях.
Я вышла из купе, слегка задержавшись перед дверью. «Никуда не выходить!» — эхом отдался в памяти приказ Похоронова. Да, но тогда тварь вместе с созданной ею куклой гуляла на свободе, а теперь их не было в мире. Как не было рядом Похоронова. Его отсутствие причиняло почти физическую боль.
Проводница чистила свой глаз. Вынула из глазницы, окунала в стакан с синеватой дезинфицирующей жидкостью, придирчиво осматривала оставшимся глазом, окунала снова. Услышала меня, подняла голову, ухмыльнулась. Ага. Я куклу видела, я Алексея видела, я сидела на берегу чёрной реки Ахеронт. Напугаешь меня теперь пустой глазницей, как же.