«А ты это… тоже обращайся… Летом на белые ночи… Питер покажу…»
И показала бы, почему бы и нет. Наверное, Кэл и так сама знала всё о Питере, но то она сама, а то в компании. Приглашение ей понравилось.
«Римма», — сказала она прочувствованно, — «ты сама не знаешь своей силы! Ты меняешь реальность одним своим существованием!»
Потом что-то ещё несли друг другу, я всего не запомнила. Потом я очнулась с дичайшим похмельем. Тошнило, выворачивало наизнанку просто, и я малодушно желала себе уже сдохнуть, чтобы всё прекратить радикально и сразу. Кэл держала меня над тазиком и утирала хрусткими вафельными полотенцами. Потом я забылась тяжёлым пьяным сном.
А очнулась уже, когда поезд уже прошёл Туапсе и резво катил дальше, к Сочи.
— Не пей больше, — посоветовала мне Кэл.
— Это почему? — спросила я, растирая ладонями лицо.
Голова болела, но уже не так зверски. Тошнило, но терпимо. Минеральная вода, подлитая заботливой рукой в стакан, вернула, считай, с того света.
— Потом узнаешь, — хитро усмехнулась она.
Я тогда не придала значения её взгляду, а зря, как вскоре выяснилось. Но тогда — не поняла. Потом, так потом.
Поезд влетел в туннель, загрохотало, заметалось за приоткрытым окном гулкое эхо.
— Всё нормально? — серьёзно спросила Кэл.
Оба её глаза смотрели пристально, внимательно. Не отличишь, где живой, где искусственный. Как она умудрилась глаз потерять? Впрочем, навряд ли я об этом когда-нибудь узнаю…
— Да, — сказала я, помолчав немного. — Нормально…
— Скоро будем на месте.
— Угу, — кивнула я, помялась и добавила:
— Спасибо тебе.
Кэл отмахнулась:
— Пожалуйста… Чай, кофе?
— Кофе, — решила я.
Она выдала мне завтрак путешественника: с курицей, картошкой, колбасой нескольких видов, хлебом, маленькими огурчиками-корнишонами, булочку в упакове, пакетик растворимого кофе, два пакетика сахару, салфетки. Я взяла, поблагодарила ещё раз, пошла к себе.
— Кипяток в нагревателе, — крикнула Кэл вслед. — Стаканы — вон там…
Я кивнула, услышала, мол.
Отнесла еду к себе, вернулась за горячей водой. Вагон просыпался. Ранние пташки плюс те, кому выходить в Сочи, приводили себя в порядок, брали горячую воду, кто-то умудрился поругаться с Кэл из-за какой-то ерунды. Я послушала разгорающийся скандал и усмехнулась злорадно: знал бы проспавший свою станцию мажорчик, с кем связался! Никакие папы-мамы-связи не помогут: гарпию из вагона, раз она уже тут окопалась, не ссадишь против её воли. Разве что МУРО мог бы найти на неё управу, но их, похоже, всё устраивало. На мелкие нарушения смотрели сквозь пальцы. Зато нелишней была помощь в задержании таких, как Алексей — я вздрогнула, вспоминая перекошенное лицо и скрюченные пальцы.