Но в тумане реально ничего не было видно. Прошёл встречный грузовой, его очертания скорее угадывались, чем были видны глазу. На этот раз шли мимо трапецевидные рыжие вагоны для сыпучих материалов. В них могло быть, что угодно. Зерно, мука, цемент, песок, удобрения, уголь… А может, перегоняли обратно порожняк. Зыбкий серый силуэт последнего вагона растворился в тумане, словно его и не было. И снова — непрозрачное хмурое «молоко». Как будто весь петербургский стылый туман пробрался следом за мною на этот поезд и теперь путешествовал к югу, чтобы согреться хотя бы там, раз уж дома не получается.
Я не сомневалась: стоит каким-то чудом попасть в сеть, и я увижу на мэйлру сегодняшнее состояние и прогноз на три дня погоды по Питеру: никакого тумана, никаких осадков — ясное солнце, даже и без морозов, потому что всего лишь октябрь стоял на дворе. Самое его начало.
Я дохнула на окно — оно тут же запотело. Новости: снаружи холодно. А ведь едем-то на юг! Видно, из зоны северных циклонов ещё не выбрались, не зря и туман до сих пор стоит вокруг, несмотря на то, что поезд заявлен как скорый. Где мы конкретно, кстати говоря… Пойти спросить у гарпии, тьфу! Проводницы? Да ни за что, я себе язык скорее откушу!
Я повела пальцем по запотевшему от моего дыхания окну. Старая детская забава, рисовать на окнах транспорта, что в голову взбредёт. Можно сама с собой поиграть в крестики нолики, получить ничью, естественно. Можно нарисовать рожицу — точка-точка, запятая, вышла рожица кривая…
Конденсат прямо на глазах собирался крохотными капельками, словно туман снаружи сочился прямо сквозь стекло внутрь — в узкий коридор нашего вагона. «Рожица кривая» оплывала, плавилась и прямо на моих глазах собиралась снова — в слепое, безглазое, с зашитыми веками, зашитым ртом и залепленным заплаткой пластыря носом, точнее, тем, что осталось от носа — нос давным-давно срезали, может быть, даже и по живому. Я замерла, в ужасе наблюдая творящуюся на стекле жуть.
Проклятая моя флегма, бежать надо, кричать надо, а я стояла, стояла, стояла… и воздуха не хватало, и крик застывал, не дойдя до глотки. Лишь сердце частило как сумасшедшее.
Кукла, вспомнилось мне из разговора Похоронова не известно с кем.
Кукла в моей квартире на Республиканской.
Кукла в доме во Всеволожске.
Кукла, кукла, кукла, кукла.
Капельки на стекле начали наливаться багровым. Боже, это же кровь, кровь, кровь!
Тяжёлая ладонь на плече сдёрнула меня с места и отправила по коридору, я полетела кубарём, больно шлёпнулась на пятую точку, кажется, копчиком приложилась — бооольно!