Никогда бы не подумал, что желание обладать Даяной может оказаться настолько сильным, что я буквально почувствую, как медленно умираю, как у меня под ногами разверзается почва и из её огромной огненной расщелины ко мне тянутся десятки жалких, обезличенных душ, как они начинают хвататься за края моих брюк, а от них, скользящих по ногам, костяшкам становится так холодно, что изо рта начинает идти пар.
Эти мерзкие твари тянут меня в самую глубокую бездну Тартара, а я, как последний безумец, всё ещё пытаюсь этому сопротивляться. Хватаюсь за следящий за мной взгляд и ползу обратно, потому что не могу позволить себе сдохнуть до тех пор, пока не поцелую эту бессердечную дрянь! Не схвачу эту проклятую стерву и не выдавлю из неё сожаление о содеянном!
_____________________________________________________________________________________
*Хорея — синдром, характеризующийся беспорядочными, отрывистыми, нерегулярными движениями, сходными с нормальными мимическими движениями и жестами.
*Иезавель — дочь царя Ефваала, которая унаследовала от него деспотическое высокомерие, непреклонную настойчивость, кровожадную жестокость и более всего фанатическую преданность культу Астарты, жрецом которой некогда был её отец. Любое ослушание каралось смертной казнью. Еврейская религия была на волоске от краха, когда Иезавель находилась на престоле.
*Тартар — глубочайшая бездна, находящаяся под царством Аида.
— Говори, зачем пришла? — тянется Джеймс за сигаретой и практически шипит каждое слово, смотря на меня исподлобья своими волчьими глазами.
В них столько всего намешано: злость, боль, ненависть, негодование. Я тону в его чувствах, совершенно неспособная понять, о чём именно он сейчас думает. Захлёбываюсь оттого, в какую ужасную химеру его превратила…
Кажется, что в тело Джеймса забралось невидимое чудовище. Худощавый монстр, который снова и снова высасывает из него все соки. Сводит с ума и заставляет страдать от собственного безумия.
Мне больно видеть его таким. Больно осознавать, что именно я открыла те самые врата, через которые пробралась эта мерзкая тварь, но я всё равно продолжаю изображать безразличие. Безразличие, которое превращается в ту самую буферную зону, которая снова и снова поглощает его нескончаемую ярость, позволяя нам говорить без лишних оскорблений.
— Неужели теперь ты и моему папочке надоела? Или, может быть, он всё-таки решил сдаться и обменять тебя на моё молчание?
— Николас очень любит тебе, Джеймс, и очень сильно о тебе беспокоится…
— Заткнись! — не сдерживается Джей, и меня практически сносит ударной волной его животного бешенства.