Аппетит улетучился раньше, чем опустела тарелка. Я отложила вилку.
Что я тут делаю? Почему мирно сижу, вместо того, чтобы расцарапать охотнику физиономию?
Словно поняв, о чем я думаю, взгляд золотистых глаз задержался на моих руках. Я отодвинула тарелку, открылась и закрылась дверь, в кухню вернулась… как ее там? Валентина Падловна?
― Спасибо, все было очень вкусно, ― проговорила я, когда она посмотрела на недоеденный кусок мяса, складка на лбу стала еще глубже.
― Вот, переоденься, ― женщина положила на стол что-то хлопковое с пуговицами и ромашками по ткани.
― Спасибо, ― я с готовностью вскочила и…
… одним движением стащила платье. Переодеваться, так переодеваться. Жаль только, что белья на мне не было, бюстгальтер я не надела, а трусики остались на память тому парню в отеле. Хотя вру, ни капельки не жаль.
Бабка охнула и перекрестилась. Занятно.
Охотник был куда сдержаннее на эмоции. Он откинулся на спинку стула, окидывая меня взглядом от кончиков пальцев ног до макушки. А потом обратно.
― Заканчивай цирк, ― лениво произнес он.
Слишком лениво. Лишь слегка изменилась интонация. Настолько слегка, что человек бы ничего не услышал.
Я склонилась к мужчине, накрывая его ладонь своей. Моя грудь оказалась прямо напротив его глаз. Пусть хорошенько рассмотрит то, отчего отказывается. Рука охотника едва заметно дрогнула, пульс замедлился, чтобы пуститься вскачь. Мои соски тут же напряглись…
Наверное, тот глоток коньяка был лишним, или я слишком воодушевилась, поняв не настолько безразлична мужчине, как тот пытался показать. А может, еще что, но я совершила ошибку.
― А ты не такой неуязвимый, каким кажешься, Денис…
Я еще не успела договорить, а тарелка уже полетела в одну сторону, а стол в другую. Зазвенела и рассыпалась стеклами столешница. Крепкие пальцы обхватили мою ладонь. Он дернул меня к себе. Я ударилась коленями о его стул и упала, осколки впились в голые ступни. Второй рукой охотник схватил меня за волосы, заставляя меня задрать голову.
― Скажу один раз, сук… суккуба, ― он дернул так, что у меня на глаза навернулись слезы, ― Во-первых, я запрещаю произносить мое имя, а во-вторых… Можешь вертеть задом как угодно. Можешь гордиться этим, но даже если я снизойду до грязи вроде тебя и трахну в ту дырку, что ты сейчас с таким усердием демонстрируешь, это ничего не изменит. Тебя ждет уютная могилка метра на два.
Я судорожно выдохнула, потому что знала, что последует за этим. Он отбросит меня, как грязную тряпку. Отбросит и перешагнет, а вечером вернется и тогда я смогу до хрипа выкрикивать его имя, и сотню других до кучи, это уже не будет иметь никакого значения.