Он не дал мне договорить, снова закрывая рот поцелуем.
– Так ты обо мне беспокоишься? – с ноткой удивления спросил охотник, через несколько секунд, когда мы оба шумно дышали.
«Нет, о себе» – могла бы ответить я. Могла сказать правду. Но некоторые слова слишком опасны, чтобы их произносить.
А он снова меня поцеловал, на этот раз неторопливо с чувством обводя языком губы, раздвигая их, проникая внутрь и пробуя на вкус мою горечь и неуверенность. Наши языки сплелись, едва касаясь друг друга, сперва медленно и осторожно, а потом все быстрее и быстрее, словно торопясь не успеть.
Я задрожала. От страха. От предвкушения. Охотник был опасен для меня, как может быть опасен притаившийся в камышах хищник. И его поцелуй отдавал этой опасностью, ее сладким привкусом на грани.
Есть решения, которые, как говорит моя бабушка, сам нечистый нашептывает тебе в уши. Я хотела его, хотела, так что покалывало кончики пальцев и соски. Хотела так, что ныло все внутри. Но еще больше я желала, чтобы он на своей толстой шкуре почувствовал то, что сделал со мной той ночью. И если я сейчас уступлю, если займусь с ним сексом, на миг он станет моим. Абсолютно моим. И в этот миг, я смогу вынуть из него душу, смогу исполосовать ее на мелкие кусочки, как он поступил со мной…
А как же наша связь? Как же то, что готово в любую минуту связать нас навсегда? Не знаю. Не уверена, что это то самое. Я только слышала, но никогда не испытывала, а вдруг это ошибка?
Я спорила с нечистым, что сидел в моей голове, с искусителем, который так и норовил закрыть мне глаза на истину. Правда в том, что я знала это. Знала, что моя магия привяжет сперва меня к нему, а потом его во мне, она сделает нас пленниками этой ночи. Навсегда. И все же… Я хотела услышать крики охотника, хотела причинить ему боль. Хотела его, хотела кричать сама…
Есть решения, которые нашептывает на ухо сам дьявол. Отдаться своему палачу – одно из них.
Я со стоном обхватила голову охотника и уже сама целовала его мучительно нежно и мучительно жадно, наслаждаясь каждым прикосновением, которое могла причинить, как наслаждение, так и боль. Я целовала его не желая останавливаться и больше всего желая остановиться.
Мужчина что-то хрипло пробормотал, но я уже не слушала, кажется что-то про меня, про силу лайне., про гормоны. То ли проклинал, то ли восхищался.
– Заблокируй рецепторы, – попросила я, и тут же вопреки собственным словам провела рукой по его груди.
Нельзя было его целовать, нельзя было оставаться в этой постели, в этой комнате, в этом доме… Но я осталась. Я была слишком слаба, чтобы протестовать всерьез. Я была слишком слаба, чтобы контролировать себя, и тот голод, что жил внутри, ту самую склеенную из картонных обрывком куколку, которая очень хотела стать целой и не считалась с ценой. Так что винить некого. Это все я. И он.