Матвей заорал, отдернул руку. Ладонь напоминала кусок говяжьей вырезки, такая же красная и в прожилках. Продолжая кричать, мужчина бросился в ванну, открыл кран и сунул кисть под холодную воду.
— Ну что же ты творишь? — с жалобным стоном спросил он, глядя в зеркало.
— Да пока, собственно, ничего, — ответила она, возвращая себе первоначальный облик и раздумывая, не пустить ли вместо холодной воды, горячую. Но в последний момент почему-то передумала.
— Завтра тебе не поздоровится, — вдруг пообещал он. — Завтра придет священник и…
— Отец Афанасий? — перебила она. Матвей обернулся, посмотрел на стоящую в коридоре девушку. — Вы ему от меня кланяться извольте и передайте пожелание здравствовать…
И тут он не выдержал, снова как-то отчаянно взвыл, выбежал из туалетной комнаты, даже не закрыв кран, а потом появился в коридоре, держа над головой икону.
Ни дать, ни взять инок с крестного ходу. И лицо такое же одухотворенно торжественное, то ли второе пришествие встречать готовится, то ли икону сейчас выронит от натуги.
— Отче наш, сущий на небесах… ежеси на небеси… славяси… караси… — лепетал он. воинственно размахивая иконой, того и гляди, люстру сшибет.
— Ага, а еще иваси, укуси, замеси, запаси, отнеси… Да если бы я так молитвы читала, меня нянька на горох коленями поставила, пока слова не выучу. — сказала Настя, а про себя подумала, а папенька бы даже не заметил, ибо знал молитвы едва ли не хуже чем Матвей. — Давайте вместе? Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое: да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…
— Изыди! — закричал мужчина, даже не дослушав до конца.
Обидно, между прочим, она же для него старалась.
— Как грубо, — попеняла она и серьезно спросила: — А если я попрошу вас удалиться из моего дома, вы удалитесь?
Матвей как-то удивленно посмотрел на Настю и повторил, правда, без прежнего апломба:
— Изыди, а?
Настя пожала плечами, исчезла. И осталась на месте, став для него невидимой.
Матвей уронил икону, хотел запустить руку в волосы, но взвыл от боли и поспешил в ванну. Она на цыпочках подошла к святому лику. Показалось, или непривыкшая к такому обращению богоматерь смотрела на Настю укоризненно?
— Ты ведь здесь, да? — вдруг спросил мужчина, закрывая кран.
— Да, — не стала отрицать девушка.
Матвей не стал больше ничего спрашивать, не стал читать молитвы или кричать. Он вернулся в гостиную, достал из буфета аптечку и стал наносить на ладонь какую-то мерзко пахнущую мазь.
— Ты бы лучше сметаной намазал, — не удержалась Настя.
— Ага, — беззлобно согласился он. — А чего же не керосином?