— Слышал, тебя записали в главные подозреваемые? — заместитель закашлялся, — Но я следователю уже мозги вправил, сказал, что это не ты.
— Ты же не видел нападавшего, откуда знаешь, что это не я? — осторожно уточнил Матвей. — Или все-таки видел?
Ответом ему было молчание, и за миг до того, как заместитель ответил, мужчина понял, каким будет этот ответ.
— Сашка, — тихо позвал Матвей, — Почему ты не сдал ее? Из-за меня? Из- за…
— Твоего отца. Из-за денег, — прямо ответил зам. — Он приходил ко мне даже раньше следователя, представляешь?
Уж это-то Матвей мог представить легко.
— Предложил денег? Ну и почем нынче стоит разбить тебе башку? Вдруг мне тоже по карману…
— Прекрати, Матвей. Того, что сделано не исправить, моя голова уже разбита. Помнишь, как нам в институте говорили? История не терпит сослагательного наклонения. Поэтому поставь точку, как поставил ее я. От того, что Алла пойдет в тюрьму, хотя и это под вопросом, я жив, почти здоров… — Зам замолчал, а потом все же продолжил: — От того, что она будет наказана по всей строгости закона, моя, как ты выразился, башка быстрее не заживет.
— А от денег заживет?
— Смотря где их тратить. Я собираюсь рвануть к морю. И честно говоря, вряд ли вернусь.
— Черт, — совершенно искренне выругался Матвей и даже для надежности повторил: — Черт! Черт! Черт!
— Ты так расстраиваешься, что мне почти совестно, — рассмеялся Сашка. — Хотя, слышал, ты взял творческий отпуск. Не так?
— Ага, самый, что ни на есть творческий. Знал бы ты, что я тут вытворяю…
— продолжавший смотреть на здание Матвей, услышал шорох, обернулся и увидел, что ожили дворники. — Погоди. — Мужчина заглянул в салон, отключил их и на всякий случай показал кулак пустому сиденью. Послышалось, или «сиденье» и впрямь хихикнуло? — О чем ты там говорил? — Он выпрямился и снова посмотрел на старое здание из красного кирпича. Где же он его видел?
— О том, что я хочу изменить свою жизнь, — со вздохом признался Сашка. — Может, и не зря меня по голове шваркнули. А если бы я умер? Представь, что бы было.
— Представил. Пышные похороны, безутешная вдова и Алла в полосатой робе арестантки.
— Нет у меня никакой вдовы, — зам рассмеялся. — Вот это-то и удручает. Я вдруг подумал, что занимаюсь какой-то фигней, вместо того чтобы жить. Понимаешь?
— Да не особо. Видимо, это какое-то тайное откровение, доступное лишь людям с пробитой башкой.
— Видимо, — не стал спорить Сашка. — Я просто подумал, что смерть — это навсегда, что после нее уже ничего не будет.
— Тебя там, в больнице, чем-то накачали? — уточнил Матвей.