И он первым двинулся к упомянутым креслам, обитым темно-зеленым материалом, расшитым по бокам золотыми нитями. Дождался, когда я расположусь напротив и начал свой рассказ:
— Знаешь, сейчас мне кажется, что все это было в прошлой жизни… А может мы все придумали себе эту историю… Рай — когда-то наш чудесный дом — всегда был пропитан любовью и гармонией. Каждое живое существо в нем знало, что рано или поздно найдется его вторая половинка. Идеально подходящая тебе душа появлялась всегда. Ангельская или человеческая — кому какое дело?
Я, как и мои братья, был совсем еще мальчишкой, когда встретил свою любимую. Юным ангелом Сатаниэлем, влюбившимся по уши в хрупкую Инираиэль.
Я ее очень любил. До беспамятства. Мы никогда не ссорились. Да и какие могут быть ссоры в Раю? Это же Рай!.. Само наше тогда еще ангельское существо восставало против любых скандалов. Мы жили, как говорят люди, «душа в душу». Пока не случилась уникальная по меркам нашего мира вещь — Люцифер что-то не поделил с Высшим. Они поссорились так, что он решил покинуть райский сад. И попросил поддержки у нас — своих братьев…
Я был готов пожертвовать всем ради любимой, если бы это потребовалось. Но и брата я оставить не мог. Все мы, семеро, согласились уйти вместе. И каждый предложил своей половинке пойти с ним. И все мы услышали простое короткое «нет».
Пережить предательство любимой оказалось куда сложнее, чем добровольное изгнание. Каждый из нас нашел утешение во грехе. Я был очень зол. Настолько, что не удивился, когда гнев выбрал меня своим властелином.
Со временем удовольствие от грехопадения заглушило боль.
Я не помню, как произошло перерождение. Помню только, что в один прекрасный день мы стали такими, как сейчас, и Люцифер сотворил Ад.
С тех пор любовь стала для нас чем-то далеким и недостижимым. А кто-то и вовсе перестал верить, что она существует.
Я думал, что уже никогда не смогу полюбить…
Он внезапно замолчал.
Молчала и я. Пытаясь переварить эту короткую, но грустную историю.
В его словах был такой шквал эмоции… Ностальгия по тем светлым временам, тоска по былой любви, горечь предательства, боль прощания, лютая злоба непонимания… Можно ли винить его в том, кем он стал? Если его боль была такой сильной?
— Прости, — прошептала я, украдкой смахивая слезы.
— Эй, ты что, реветь вздумала? — Сат поймал меня за руку. — Не нужно. Эта история не заслуживает твоих слез. И за что, кстати, ты просишь прощения?
— За то, что потыкала пальцем в старую рану, — неженственно шмыгнув носом, объяснила я.
Сатана встал и подошел к моему креслу. Присев на корточки, заглянул мне в глаза и тихо сказал: