Но такие моменты занимают примерно 2,7 процента времени, которое вы посвящаете маленьким детям. Остальные 97,3 процента заняты каторжным трудом: транспортировкой, организацией, чтением занудных книжек, катанием машинок, выжиманием сока, заполнением бланков, складыванием кубиков, мытьем липких чашек, одеванием и раздеванием кукол, бесконечной, лишенной какого бы то ни было сюжета игрой то в кролика, то в киску, наполнением ванны, выливанием ванны, чисткой ванны от какашек, готовкой чего-то пресного и пюреобразного, размахиванием ложкой перед плотно сомкнутым ротиком, потому что одно пюре ну никак нельзя смешивать с другим, а они случайно смешались, уборкой всего дома после того, как ребенок позанимался рукоделием, а занимался он им ровно две минуты, укачиванием ребенка на руках, когда сама до смерти хочешь спать, укачиванием ребенка на руках, вышагивая по комнате, укачиванием ребенка на руках, вышагивая босиком по комнате, весь пол которой усыпан деталями от лего. Одного только времени, что я провела, вычесывая колтуны из волос моих детей, с лихвой хватило бы, чтобы закончить эту книгу.
Люди, способные сложно мыслить и выполнять квалифицированную работу, начинают задумываться о том, на что стала похожа их жизнь. Исследования жестоки и нелицеприятны: дети отнюдь не делают брак счастливее. Один академик даже дошел до того, что заявил: «Большинство перекрестных и долговременных исследований… продемонстрировали, что людям без детей жилось бы лучше»8. Опросы также показали9, что после появления детей матери чувствуют большую неудовлетворенность браком, чем отцы. Отчасти так происходит потому, что отцы что-то делают для детей, а матери существуют для детей10, ибо чудес не бывает: пеленальные столики сами памперсов не меняют, а кровать сама не кидается тебе под ноги, когда ты устала и с этих самых ног падаешь. К тому же, присматривая за детьми, приходится выполнять всякую разную другую работу, а папочка приходит вечером домой и наслаждается ребячьими восторгами. Есть еще и неравное распределение такой штуки, как чувство собственного достоинства. Однажды в поезде между Вашингтоном и Нью-Йорком я наблюдала за женщиной, которая прервала серьезный деловой разговор с коллегой ради того, чтобы в течение десяти минут восторгаться по скайпу успехами своего малыша, сумевшего впервые использовать свой горшочек по прямому назначению. Папа на такой звонок даже не ответил бы.
Когда я вернулась на работу, я вешала на дверях кабинета табличку «Идет доение», чтобы никто из коллег не врывался, пока я сцеживала молоко в предоставленный компанией молокоотсос — наполненные бутылочки я составляла в офисный холодильник. (Некоторых моих коллег эти бутылочки смущали, но один молодой журналист, чей кабинет был рядом с моим, уверял, что звук молокоотсоса очень его успокаивает.) В экстренных ситуациях мне разрешали отлучаться с работы, к тому же у нас в компании был временный детский центр, где я могла оставить ребенка, если происходила какая-то накладка с расписанием. Однажды меня вызвали на ковер к боссу — он должен был на меня наорать, но в этот момент позвонили из детского садика и сообщили, что моего ребенка отнесли к медсестре. Я в панике перезвонила боссу, и он велел мне быстрее ехать в садик. В результате он на меня так и не наорал. Во многих компаниях к детям относятся далеко не так благосклонно, но в корпоративной Америке на рубеже тысячелетий, как я выяснила на собственном опыте, новоиспеченным родителям все-таки удавалось выживать. Чего нельзя сказать о моем собственном доме.