— И будете тем самым препятствовать следствию, — прошипел Ален. Норийский пожал плечами:
— Чем? Основные суды прошли, баронам заочно вынесли смертный приговор, остальные попрятались и скоро не вылезут, даже те, которых Вы задержали, простые слуги барона, знать носа не кажет, открещиваясь от знакомства, так что препятствия никакого нет и быть не может. Если Вы преследуете марьяжные планы в отношении баронессы, то для Вас это препятствие, а мне… — Норийский не закончил, но было и так понятно. У Арвиаля желваки ходили ходуном, так хотелось засветить этой светлости, но Витор поклонился и, выталкивая Алена из гостиной, сказал:
— Спасибо за информацию, до свидания, было приятно встретиться, — и, выходя из дома к карете, набросился на герцога. — Ален, ты в своем уме, он же специально выводит тебя, чтобы ты потерял самообладание, а потом тебя в таком свете покажет. — Арвиаль вздохнул и тихо сказал:
— Я злился вовсе не из-за того, я был зол на самого себя, Норийский мне правду в лицо сказал, — обратился к кучеру, — особняк Лариаль, — и сел в карету. Как только Витор захлопнул дверцу, карета направилась к особняку графа де Лариаля.
* * *
Солнышко кинуло луч на мою подушку, пробираясь сквозь щель зашторенного окна. Я потянулась и улыбнулась: начинается новый день, я в своем доме и никто мне не указ. Неспешно встала и чуть пошатнулась от внезапного головокружения: вот только заболеть мне и не хватало, ухватившись за спинку кровати, немного постояла, пока пройдут мушки перед глазами и нахлынувшая тошнота. Так меня и застала Далиль, которая сразу захлопотала:
— Госпожа, ложитесь. Вам плохо, может, лекаря вызвать? — Я покачала головой:
— Нет, просто открой окно, впусти свежего воздуха, я в последнее время мало была на свежем воздухе и много нервничала, видно, перенапряжение. — Устроив меня обратно на кровати, служанка распахнула окно, повесив штору так, чтобы солнце не было мне в глаза. Свежий воздух действительно помог мне, и через час я поднялась, одевшись в простое платье, спустилась на кухню — просто зверски хотелось есть. Съела большой кусок свежего хлеба с маслом и тарелку каши, запивая все кипяченым молоком. Моя повариха смотрела меня с жалостью, подливая в стакан молока:
— Оголодала-то как! Изверги бессердечные, девочку совсем не кормили! — возмущалась она. Между жеванием и запиванием я спросила:
— Пьера отправили домой? — Она закивала:
— Рано утречком покормила его, припасы в дорогу дала и отправила, сказав, что Вы большое спасибо ему и его господам передаете. — Искренне поблагодарила мудрую женщину: