Я во все глаза уставилась на Лию, что это за звери такие киросан и сариан, и с чем их едят. Она хмыкнула:
— Поня-атно, — протянула подруга, — ты, конечно же, ничего такого не слышала. — Я согласно помотала головой. — Киросанами рождаются мальчики с большим магическим потенциалом, который может быть усилен, если они женятся не просто на любимой женщине, а сариан, которая усиливает их собственные способности и передаст эти способности их общим детям. Так герцог Арлийский — киросан, до встречи с Сесиль был посредственным лекарем, а когда женился на ней, то стал целителем высокой степени. Сесиль — сариан, и она же переселенка. — Она замолчала, чтобы передохнуть и перевести дух, потом спустя несколько минут, вновь заговорила. — Таков наш мир Рииш, сариан перестали рождаться, зато их присылают в наш мир милосердные Боги. Все переселенки — сариан, и ты тоже.
— Хорошо, я сариан. Чем это мне может грозить? — Она опять тихо рассмеялась:
— Да за тебя киросаны порвут любого, разве ты этого не поняла? Это усилит твоему мужу способность, которой он владеет, а детям передаст ее в большей степени, — прикрыв глаза, она устало добавила. — Герцог Арвиаль тоже претендовал на Сесиль, он киросан, но она выбрала Арлийского.
Я изумленно переваривала услышанное, пока Лия отдыхала. Что за ерунду они придумали с этими киросинами и сари- чего-то-там? С другой стороны, я читала, что этот мир не магический, то есть был когда-то магическим, а потом вследствие какой-то катастрофы жители потеряли способность магичить. Конечно, если у тебя появится шанс вернуть способность творить волшебство, ты будешь готов жениться и на крокодиле, и любить его так, как маму родную не любил. Не-эт, меня такой расклад не устраивает! Если уж выходить замуж, то по любви, с мужем жить, а не с волшебством. А вот расспросить об этих киросинах или как там — киросанах, вот, можно, дополнительная информация не помешает — предупрежден, значит, вооружен.
С этого дня Ванилия стала часто впадать в бессознательное состояние, даже во сне разговаривала с умершими родителями и Абеларией, а мою руку боялась отпустить, точно я была для нее якорем, удерживающим ее в этом мире. В те моменты, когда она приходила в себя, лежала бледная, изнеможенная, в поту, по ее просьбе, если никого не было в палате, кроме нас, я рассказывала ей о Земле: о растениях, о детях, школах, равноправии мужчин и женщин, даже о празднике восьмого марта, который называют днем женщин, о народах, заселяющих Землю, и русской нации, к которой я принадлежала, о наших обычаях, культуре — обо всем, чего хотя бы словом коснулась заинтересованная подруга. Она слабо улыбалась, точно наслаждалась последними моментами ее короткой жизни. Хотя о чем это я? Ведь это так и было.